– Я Минна, а она Марта, указала она тонкой ручкой на сестру-близнеца. – А вы, если я не ошибаюсь, тот самый несчастный молодой человек, которого окатил наш экипаж! Какое совпадение! Мне очень жаль! – состроила она извиняющуюся рожицу и рассмеялась, глядя на мое, должно быть, совершенно глупое выражения лица.

– Так это значит, я вас видел в карете? – растерянно пробормотал я, визуально сравнивая их между собой.

– Нет! – залилась звонким смехом она. – Вы видели Марту, но я вас тоже заметила… А что? – вдруг серьезно спросила она. – Неужели я вам понравилась меньше? – будто обидевшись, она надула губки и наивно захлопала ресничками, но, не удержавшись от смеха, легко, как балерина, убежала в другую комнату. Я снова посмотрел в сторону стола и, поймав заинтересованный взгляд Марты, пошел на него. Машинально поздоровавшись со всеми, я так же машинально, словно не отдавая отчета своим действиям, представился гостье, сел за стол, выслушал разъяснения родителей и даже что-то им ответил, но сам при этом словно находился в другой реальности, куда манило меня неудержимое влечение к ней… К моей радости, влечение оказалось взаимным, хотя еще несколько недель я вел себя с ней более чем странно и загадочно. Моя неискушенность в отношениях с девушками давала о себе знать… Марта была родом из Гамбурга, и я с большой охотой водил ее по моим любимым местам Вены. Как-то в сопровождении Минны мы отправились вверх по аллее Бетховена, где любовались бюстом композитора и говорили о его жизни в Вене. В какой-то момент Марта отвернулась, чтобы подтянуть чулки… мне стало неловко, но я не смог оторвать от нее взгляда… от изгиба ее ноги, обнаженной так высоко, что я почувствовал какое непристойное и дерзкое желание мной овладело… В тот же вечер я написал ей мое первое любовное письмо, в котором признался, что она изменила мою жизнь. После этого мои ухаживания приняли более уверенный характер. Каждый день я посылал ей красную розу, а как-то отправил книгу Диккенса «Дэвид Копперфилд». Как же я был счастлив, когда в знак благодарности получил от нее собственноручно испеченный пирог с пожеланием «отпрепарировать его». Через два дня я тайно сделал ей предложение и получил ее согласие. Наша помолвка с Мартой состоялась 17 июня, но по моим расчетам жениться на ней я смог бы лишь лет через девять… В то время я был молодым врачом, без гроша за душой и прекрасно понимал, что не могу обрекать себя и это милое создание на нищенское существование. После помолвки нам пришлось находиться в разлуке целых три года из-за моих поисков необходимой работы для скорейшего построения удачной карьеры. Чтобы как-то утолить свою тоску по ней, я писал ей письма, иногда по два-три в день… В общей сложности я написал своей невесте более девятисот писем… Нужно сказать, что краткостью изложения я не отличался. Четыре исписанные страницы считались очень коротким письмом. В дни особых порывов мои письма достигали двенадцати страниц, однажды даже двадцати двух… В самом начале переписки я спросил Марту, как ей больше нравится, чтобы я писал латинскими или готическими буквами, она предпочла последние… Мне пришлось помучиться.

Зигмунд рассмеялся и повернулся к Дэвиду:

– Я вам, наверное, уже надоел со своей старческой болтовней.

– Нет, нет! Это очень увлекательно… и так… – Дэвид не знал, какое слово лучше подобрать.

– Старомодно? – безо всякой обиды подсказал Зигмунд.

– Я бы сказал, трогательно… – неловко улыбнулся Дэвид. – Три года разлуки… Как вы это вынесли? – поразился он.

– Это было непросто! – словно и сам удивляясь, как он пережил те годы, подхватил Зигмунд.

– Я страдал без нее так, что даже случайные перерывы в нашей переписке в два-три дня были событием, которое требовало подробного объяснения. Каждый раз, когда я не получал очередного письма от нее, мои товарищи подшучивали надо мной, говоря, что она ко мне охладела… В такие дни я начинал вести себя не совсем подобающим образом, если не сказать глупо… В одном из своих писем я написал, что не считаю ее красивой в том смысле, как это понимают художники или скульпторы, и что если использовать более точную терминологию, то она не красавица. При этом со всей искренностью я заверил ее, что она обладает магическим очарованием, которое выражано в ее фигуре, движениях и манере держаться, а также признал, что некоторые считают ее красивой и даже поразительно красивой… Возможно, мои слова были вызваны внутренней нервозностью перед еще несостоявшейся между нами близостью и неуверенностью в ее чувствах ко мне… Признаться, я ее очень ревновал… Ее грациозность привлекала множество мужчин, так что в поклонниках недостатка у нее не было. Тем более ее прочили в жены одному почтенному бизнесмену, Гуго Кадишу. От этого брака Марту отговорил ее брат Эли, настаивая на том, что глупо выходить замуж, если не любишь по-настоящему… Я же был кандидатом без ясных перспектив на будущее… Поэтому в своей ревности я был невыносим. Заботясь о приличиях, я запретил ей оставаться у подруги, которая «вышла замуж до свадьбы», что было, по моему мнению, совершенно непозволительно. Я не разрешал ей кататься на коньках, если была малейшая вероятность того, что она будет держаться за руку другого мужчины.

Словно ища поддержки, Зигмунд вопросительно взглянул на Дэвида.

– Да! – спохватился тот. – Запретить держаться за руку другого мужчины – это… вполне уместное требование…

– Потом я вспомнил, что подарил ей как-то «Дон Кихота» и понял, как опрометчив был тот мой поступок и насколько далеко я зашел… Я написал ей, что это чтение не для девушек, поскольку там много грубых, да просто отвратительных мест, которые могут вызвать у одинокой девушки непристойные желания… Хотя, если честно… – Зигмунд склонил голову и хитро посмотрел на Дэвида: – в тот момент, когда я ей подарил эту книгу, я хотел, чтобы она ее прочитала.

Дэвид криво улыбнулся в ответ и с пониманием закивал, вспомнив, как и сам однажды подсунул Рейчел порнографический журнал с наигранным возмущением: «Нет, ты только почитай, о чем они тут пишут!». Он тоже тогда надеялся, что она извлечет из статьи что-то «новенькое».

– Впрочем, и я, в свою очередь, давал Марте предостаточно поводов для ревности, – заинтриговал Зигмунд. – Параллельно с ней, я вел переписку с Минной, часто затрагивая в письмах откровенные и даже пикантные темы. Марта была не в восторге от нашей переписки.

Как показалось Дэвиду, это было сказано не без удовольствия.

– Они были абсолютно одинаковыми? – изобразил заинтересованность Дэвид, желая ненавязчиво отойти от этой темы.

– Да. Близняшки, – с восторгом подтвердил Зигмунд.

– Как вы их только не путали?! – допустил роковую ошибку Дэвид.

– Честно признаться, иногда путал.

Лицо Зигмунда приняло подозрительно лукавый вид. Дэвид недоуменно поморщился и решил обойтись без подробностей, но Зигмунд решил их поведать сам.

– Обо мне ходило много слухов, некоторые из них были придуманы самой Минной. Например, о том, что я якобы их периодически путал… не только в обыденной обстановке, но и в постели…

Зигмунд загадочно поджал губы. Дэвид сочувственно ухмыльнулся нелепости подобных домыслов, но тут же понял, что явно поторопился с первоначальными выводами.