во рту появляется мерзкий металлический привкус. Ударив, он открывается. Я пытаюсь пробить в голову, но от боли в боку меня скручивает почти пополам. Джон чует слабину и снова пробивает в корпус. Сука, он ведь так забить меня может! Откроется кровотечение, и кранты.

И возле пирса никого нет. Мелькал до этого вдалеке какой-то мужик в тельняшке, а сейчас скрылся. Только бы Кэт догадалась помощь позвать, а не металась бы…

Бах!

Что-то непонятное мелькает в поле зрения, а Джон резко теряет наступательный пыл.

Бах!

Ему по плечу прилетает веслом! Узкое и длинное с поперечной рукояткой на конце, видимо, оно лежало в одной из шлюпок. А сейчас находится в руках у Кэт.

— Больно! — орёт Джон. — Ты озверела⁈

— Иди нахер! — отвечает та, — иначе убью, честное слово, зашибу.

В купальнике и с веслом она выглядит настоящей валькирией. Вот с кого надо ваять статуи в парках, думаю, а не с вульгарно упитанных особ, благодаря которым «девушки с веслом» прославились по всему Советскому Союзу.

Девушка с веслом. Скульптор Ромуальд Иодко.

— Кэт, — пятится назад, Джон, — Котёнок… это же я… неужели ты меня, из за этого…

— Всё! Кончено! — отрывисто говорит Кэт, — Скотина.

Умею я наживать друзей, нечего сказать. Вот ещё один «кровник» появился.

— Я тебя найду! — оправдывает полностью мои ожидания Джон, — ты ещё пожалеешь!

Он разворачивается и скрывается за деревьями.

— Стой, — говорю, — вот так стой, где стоишь, и не двигайся.

— Что? — не понимает она.

— Не двигайся, — я беру с упругого бока шлюпки камеру, и делаю снимок, — теперь на песок его поставь, а сама вдаль смотри… подбородок выше…

— Псих! — поражается она, — он же тебя чуть не избил сейчас. У тебя есть время о фотографии думать?

— О ней всегда есть время думать, — отвечаю, — зато ты теперь — настоящая. Не зажимаешься и не стесняешься. Спорим, ты себя на этих фотографиях не узнаешь.

— Спорим! — она кладёт весло и протягивает мне узкую ладонь. — Я, честно говоря, не думала, что из этого что-то получится.

— Из чего? — уточняю.

— Из фотосессии, — она садится на борт шлюпки, вытягивая ноги вперёд и по-детски зарываясь в песок босыми пальцами, — Просто хотела Джона позлить.

— У тебя получилось, — я сажусь рядом, — прям, по-полной получилось. Ты молодец.

— Извини, — говорит она без особой вины в голосе. — Не думала, что он так далеко зайдёт. Вообще-то, он трусоват.

— Трусливые, — говорю, — самые опасные. Потому что боятся, что их трусость будет заметна.

— А у него… правда? — она мнётся, — ну то, что ты сказал про ключи?

— Правда, — киваю, — твой Джон вместе с этой Ириной меня хотели отравить и ограбить. И, судя по всему, это дело у них организовано на потоке. Может, они и не любовники. Но совершенно точно — сообщники, подельники. Он преступник, Кэт.

Говорю так нарочно. Часто, ревность притягивает друг к другу даже сильнее, чем любовь. Гораздо проще бросить мудака, чем уступить другой, стерве-разлучнице.

— Почему не заявил тогда? — спрашивает она.

— Если б заявил, то точно у тебя свои кассеты не получил бы, — отшучиваюсь.

— Мы с Джоном в одном классе учились, — глядя на реку, рассказывает Кэт, — за ним все девчонки бегали. Он на гитаре играл, курил в туалете. А он выбрал меня, тихоню и отличницу.

Чувствуется, что у неё уходит стресс, и ей сейчас просто необходимо выговориться. Поэтому молчу и не говорю ничего, просто слушаю. Хотя мне хорошо понятно, почему её выбрали. Из за родителей, конечно. Леди и Бродяга, блин.

— Я и фарцевать стала из за него, наверное, — продолжает она, — чтобы деньги были, и чтобы он ни во что не вляпался. В совсем плохое.

Сколько раз в жизни я слышал подобные истории и участвовал в подобных разговорах. Поначалу я давал советы. Потом просто сочувствовал. Напоследок пытался даже спорить.

Это всё бесполезно. Люди живут свои жизни и совершают свои ошибки. А в подобные минуты они просто ищут повод, чтобы обвинить другого в собственных поступках. Скажи я, что Джон плохой, и ему найдётся десяток оправданий. Скажи, что хороший и окажусь виноват во всех бедах, прошлых и будущих.

— Убери рукой волосы, — говорю, поднимая камеру, — замри… Готово.

— Ты можешь думать о чём-то, кроме фотографии? — сердится Кэт.

— Зачем? — пожимаю плечами, — я фотограф. Когда знаешь, кто ты — жить намного проще.

— И как ты это узнал? — спрашивает девушка.

— Просто никем другим я быть не хочу.

— А вот я не знаю, кто я, — вздыхает Кэт.

— Ты же рисуешь, — удивляюсь я.

— Я не знаю, хорошо я рисую, или нет.

— Как это? А что другие говорят?

— Говорят, что я гений, — она криво усмехается, — и что с такой наследственностью странно, если бы было по-другому. Я даже в школе на ИЗО рисунки приносила, а мне говорили: «Катенька, тебе папа помогал, да⁈».

— И кто у нас папа? — интересуюсь.

— Ты правда не знаешь⁈ — она распахивает глаза.

— Забыла, как мы познакомились? — говорю, — я когда твои кассеты от ментов по кустам ныкал, как раз интересовался, «кто же папа этой девушки, чью прекрасную попу я сейчас спасаю».

— Пётр Грищук мой папа, — говорит она, — слышал про такого.

— Это который «Битлов» слепил⁈ — поражаюсь, — да ладно⁈

«Битлами» называют скульптуру в центре Белоколодецка, на которой угрюмые музыканты в шинелях с одинаковыми, рублеными лицами дуют в чугунные трубы, а один держит большой барабан.

Чей-то зоркий глаз подметил в композиции сходство с обложкой альбома «Оркестр клуба одиноких сердец Сержанта Пеппера». Особенно когда однажды, под покровом ночи кто-то вывел на барабане крамольную надпись «The Beatles». Буквы моментально закрасили, но история пошла в народ, и скульптуру иначе не называли.

«Встретиться у Битлов» было для Белоколодецка тем же, что в Москве возле Пушкина. Культовое место. Грищук был мастером монументальной скульптуры, особо ценимой и уважаемой в Советское время. Он ваял сталеваров и колхозников, стеллы и барельефы и без куска хлеба точно не сидел.

Теперь понятно, откуда у Кэт такой стойкий комплекс неполноценности. Дочку самого Грищука с детских лет в попу целуют. Не зря Джон сказал, что с таким папой можно хоть домик с трубой и дымом нарисовать, и тебя выставят. Ну, насчёт домика, я, пожалуй, преувеличил, но бонус у Кэт изрядный.

Мне бы с её папой лично познакомиться. Ткнулся наугад, а вытащил почти джек-пот. Он точно должен знать Орловича, а также всех его друзей и недругов. Весь круг общения.

— Я могу сказать, есть у тебя талант или нет, — говорю невозмутимо.

— Ты в этом не разбираешься, — отмахивается она.

— В картинах да, не очень, — признаюсь, — а вот в фотографии разбираюсь. Хочешь попробовать?

Протягиваю ей камеру. Кэт берёт её в руки с аккуратным любопытством.

— У меня не получится, — она прикусывает губу, — тут