Это слово звенело в голове тонкими струнами лютни и нежной колыбельной, билось треском походного костра и тянулось длинным, витиеватым рассказом. Оно уговаривали, искушало, приказывало, не давало ей забыться, утонуть в темной стыни, плотным туманом подступающей со всех сторон.

Иногда она слышала и другие слова.

— Пей, — шуршал дождь, смачивая пересохшие губы влагой. Горькой и густой. Айла давилась. Горло казалось узким-узким, как игольное ушко, и туда не могли просочиться его капли.

— Тихо… тихо… — подвывал ветер, когда холод становился совсем невыносимым.

— Спи, — уговаривала тьма, клубившаяся над головой. Айла видела в ней странные серебристые пятна и золотые искры. Слышала негромкий вой и чувствовала сырой запах леса. Ощущала присутствие чего-то большого, не совсем ей понятного, но не опасного. Оно бродило совсем рядом, на границе сознания. Бесшумное и невидимое за плотной пеленой тьмы. И рядом с ним Айле было не так страшно.

А ещё иногда до нее доносился мягкий осторожный рык. Почему-то очень знакомый. Он окружал ее теплым, успокаивающим коконом, и ненадолго ей становилось легче.

Понемногу в горло стало попадать все больше горьких капель, а тьма перед глазами начала принимать очертания. Уверенность, что ей все же нужно попытаться открыть глаза, крепла с каждым ударом сердца. Но первая попытка была неудачная — на лицо как будто положили мокрой теплой каши, оставляя свободными только ноздри и рот. Второй раз сильно ничего не поменялось, было темно и лишь слабое багровое свечение мелькало где-то сбоку, ну а на третий…

— Очнулась, наконец, — проворчал старый, надтреснутый голос. Айла моргнула раз, другой, и тонкая вуаль мути расползлась в стороны, а перед глазами очутилось изрезанное морщинами лицо. Блеклые, светло-серые глаза, белоснежные волосы и крупные, обнаженные в усмешке клыки.

Оборотень! А она тут, ослабшая, беззащитная и… голая?! Стон ужаса и отчаянья вырвался из пересохшего горла.

Кайрон метался по логову, готовый лезть на стены и бегать по потолку. То бросался обратно в коморку, жадно принюхиваясь к ослабевшему аромату ягод и меда, то выскакивал на улицу, пристально вглядываясь в сторону логова шаманок.

Шел пятый день, как он оставил у шаманок пару. Не по своей воле — его взашей выгнала Гвен. Пришлось уступить, хотя больше всего на свете хотелось выторговать себе место хотя бы на пороге! Или ещё лучше — уговорить Мать Волчицу вернуть все, как было.

Осознавать, что все это время рядом находилась женщина, было невыносимо! Во сто крат хуже того стыда, что грыз его до. Все в нем противилось воспоминаниям, что по его прихоти терпела беспомощная самка. Кайрон жевал и пережевывал каждую минут от начала их встречи, и во всех мирах не было горше пищи для ума! Кусачая мошкара вопросов и домыслов терзала его от зари и до зари. Лишала сна и аппетита, гнала к логову шаманок, заставляя несколько раз на день проверять границы милости Гвен.

Он бродил там и человеком, и волком. Звал свою самку, но на пороге появлялась лишь мудрейшая и каждый раз качала головой.

Глухо зарычав, Кайрон саданул кулаком по столу. Доски хрустнули, и глухая боль плетью перетянула от запястья до плеча.

— Еще несколько дней, и ты приведёшь самку в руины.

Эйнар стоял на пороге, ожидая приглашения, будто он не сын вождя, которому с рождения позволено многое, в том числе и заходить в логово соплеменников без их ведома. Кайрон чуть опустил голову. Помощь товарища была ему нужна!

— Если до этого она…

И вновь слова оборвались рыком. Он не мог думать о смерти самца, а уж теперь и подавно! Глупая, зачем она молчала? Как вообще оказалась среди жаркого боя и крови?

— Гвен ее выходит, — бесшумно и ловко молодой оборотень пересек комнату и уселся на уцелевший стул, — подумай лучше, что будет после. Стая гудит, как улей растревоженная пчел. Отец недоволен.

Конечно, вожак будет недоволен! Человек, вздумай прийти к ним с оружием, по закону достоин смерти. Но это самец! А самка? Что им делать с человеческой женщиной, которая решила за каким-то демоном обрядиться мужчиной?! Он с силой потёр переносицу, стараясь унять ноющую головную боль.

— Кайрон, — широкая ладонь легко сжала плечо, — нельзя пускать это на самотек. Сбора Кланов не избежать. Мы должны решить, как поступать дальше.

— Она может не оправиться, — в полголоса произнес Кайрон, не пытаясь скрыть горечи.

— Ты не знал, кто она, — Эйнар задумчиво оглядел разгромленную комнату, — ее видело и чуяло несколько десятков оборотней, и ни один не догадался.

Жгучая, звериная ревность алой дымкой ударила в голову. Несколько. Десятков. Оборотней. Мужчин, которые выхаживали перед самкой! Его парой! Единственной…

— Успокойся, — рыкнул Эйнар, — и лучше займись чем-нибудь полезным, а не круши мебель в своем логове!

Единственное, что ему казалось действительно полезным, это вновь бежать к шаманкам. А ещё стоило бы зайти к Нельге. Объясниться нормально. Ещё в первый день, когда весть о том, что мужчина оказался женщиной, облетела Сумеречных со скоростью лесного пожара, волчица разъяренной фурией возникла на пороге.

— Ты — мой, — шипела, минуя приветствие, — я не отдам тебя человечке!

Медовые локоны обрамляли румяное от гнева лицо, и янтарные глаза горели таким жарким пламенем, что воздух вокруг женщины плавился от ярости. Но зверь, уже полностью свободный от ошейника заблуждений и ограничений, ответил ей злым рыком. Волчица больше не казалась ему привлекательной. И он не допускал и мысли, что будет теперь с ней.

— Мы больше не вместе, Нельга, — сквозь зубы тогда выцедил он, — Уходи, пока я ещё сдерживаюсь!

— Твой зверь ошибается! — упрямо рычала девушка. — Не смей слушать его!

— Нельга!

Взвыв от бессилия и гнева, волчица исчезла, словно ее и не было. Разговор вышел болезненным и некрасивым. Но никто из них не был виноват, что Мать Волчица нашла ему пару! Только радость от того, что его тяга была все-таки к женщине, оказалась подпорчена. Человечка! Слабая, не способная к обороту, не знающая их традиций и не чтящая законов…

Волк внутри встрепенулся и призывно заскулил. Ему было все равно, чьих кровей пара.

— Охота и сон помогут тебе, — напоследок посоветовал ему Эйнар. — Ты не останешься один в любом случае. Кем бы не являлась твоя пара — для Сумеречных ты не просто волк, а бета.

И мужчина покинул его дом, оставляя на растерзание тишине и собственным мыслям. Время тянулось медленно, но к вечеру на пороге дома возник ещё один гость.

— Она ждёт тебя, — и слова старой Гвен вышвырнули его из собственного дома.

***

Волосы под пальцами пушились густой шапкой. И с лица спали последние следы отека. Айла осторожно ощупывала себя прежнюю. Недоверчиво трогала то снова прямой и ладный нос, то появившиеся скулы.