Не может женщина, изменив свою жизнь, поверив в заклинания и сказки после долгих лет неверия, не дождаться счастливого конца.

Флинн любил ее. И это все, что ей нужно было знать.

— Ты чем-то обеспокоена?

Она моргнула, попыталась скрыть это.

— Что?

— Я чувствую. Внутри тебя. — Он поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза. — Твое беспокойство.

— Нет. Дело в том, что все теперь по-другому. Со мной столько произошло событий за такое короткое время. — Она провела пальцами по его волосам и улыбнулась. — Но это не беспокойство.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Кейлин.

— Я знаю. Ну разве это не любовь? — Смеясь, она обняла его. — И ты этого добился. Ты делаешь меня до нелепого счастливой.

— В жизни часто бывает слишком мало нелепого. — Он поднялся вместе с ней, и они сидели, обнявшись, на лепестках роз. — Поэтому давай немного побудем нелепыми.

Камень в его кулоне светился ярче, когда он улыбался. Флинн сжал руки в кулаки, затем стремительно раскрыл их.

В мгновение ока кровать оказалась уставлена блюдами с едой и бутылками вина. Она вздрогнула, подумав, будут ли подобные вещи происходить всегда. Наклонив голову, подняла бокал.

— Я бы выпила шампанского, если не возражаешь.

— Ну, тогда давай.

Она смотрела, как бокал наполняется пенистым вином, от самого дна и до верха. И, смеясь, она провозгласила тост за него, своего любимого, и выпила.

Всю жизнь Кейлин делала только разумные вещи. Ребенком она убирала в своей комнате без напоминаний, усердно училась в школе и вовремя сдавала домашние задания. Повзрослев, она стала женщиной, которая никогда не опаздывала на встречу, разумно тратила деньги и вела семейный бизнес с холодной, ясной головой.

Оглядываясь назад сквозь завесу того, что было, Кейлин решила, что она наверняка была одной из самых скучных особ на планете.

Откуда она могла знать, что можно ощутить себя свободной, делая нелепые, или импульсивные, или глупые вещи?

Она сказала все это Флинну, когда они лежали, растянувшись на кровати, покрытой бархатистыми цветами.

— Ты не могла быть скучной.

— Да нет же, могла. — Она оторвала голову от его груди. На ней не было ничего, только ее улыбка, с этой ямочкой, и цветы в волосах. — Я была королевой скуки. Я каждый день ставила будильник на шесть часов, даже когда мне не нужно было вставать на работу, даже когда была в отпуске.

— Это потому что ты ничего не хотела пропустить.

— Нет. Потому что кто-то должен поддерживать дисциплину. Я каждый день шла на работу, в дождь и в жару, по одной и той же дороге. Конечно, это было после того, как я застилала постель и съедала сбалансированный завтрак.

Она скользнула вниз, чередуя слова с легкими поцелуями его груди и плеч.

— Я всегда приходила точно за полчаса до открытия магазина, чтобы выполнить всю утреннюю бумажную работу и проверить, не нуждается ли какая-нибудь витрина в обновлении. Полчаса на ленч в четыре часа, пятнадцать минут — минута в минуту — на чашку чая, затем закрывала магазин и шла домой все по тому же маршруту.

Она добралась до его горла.

— Мммм. Во время ужина смотрела новости — нужно следить за последними событиями. Перед тем, как ложиться спать, читала главу из какой-нибудь хорошей книжки. Кроме воскресений. По воскресеньям я расслаблялась и ходила в кино посмотреть какой-нибудь хороший фильм. Иногда я ходила к матери почитать ей нотации.

И хотя ее красивые губы отвлекали внимание, он прислушивался к ее словам и их тону.

— Ты читала лекции своей матери?

— О да. — Она покусывала его ухо. — Моя красивая, легкомысленная, восхитительная мама. Как, должно быть, я раздражала ее. Она трижды была замужем, а помолвлена в два раза больше, по крайней мере. Из этого никогда ничего хорошего не выходило, и она искренне горевала в течение, ну, скажем, полутора часов.

Засмеявшись, Кейлин снова подняла голову.

— Конечно, это несправедливо, но ей как-то удается все это стряхнуть и никогда не терять оптимизма, в смысле любви. Она забывает оплачивать счета, не приходит на встречи, никогда не знает точного времени, вечно теряет ключи. Но она чудесная.

— Ты ее очень любишь?

— Да, очень. — Вздохнув, Кейлин положила голову Флинну на плечо. — Еще когда я была маленькой, я решила, что мое дело — заботиться о ней. Это было после ее второго брака.

Он провел пальцами по ее украшенным цветами волосам.

— Ты потеряла отца?

— Нет, можно сказать, это он нас потерял. Он ушел от нас, когда мне было шесть лет. Думаю, его тоже можно было бы назвать легкомысленным, и это стало еще одной мотивацией для меня не быть такой. У него неважно шли дела в нашем семейном бизнесе. То же самое в браке и в отцовстве. Я его едва помню.

Он погладил ее волосы, ничего не сказал, но начал беспокоиться.

— Ты была счастлива в той жизни?

— Я не была несчастлива. Магазин Бреннанов много значит для меня, и, возможно, потому, что он не был важен для отца. Ему было наплевать на традицию, на ответственность, и с таким же легкомыслием и безразличием он относился к жене и дочери.

— И это задевало тебя.

— Поначалу. Потом я перестала обращать на это внимание. Интересно, она говорит правду? — спросил себя Флинн. — Или это просто очередное притворство?

— Я считала, что все следует делать определенным образом, правильно. Тогда люди не бросят тебя, — сказала она мягко. — И ты точно знаешь, что будет дальше. Мой дядя и дед постепенно передали бизнес в мои руки, потому что у меня это получалось, и они гордились мною. Мать поручила мне заниматься домом, потому что она, ну, слишком мечтательная, чтобы вести хозяйство.

Кейлин снова вздохнула, прижалась к нему.

— В следующем месяце она снова выходит замуж и очень волнуется. Одна из причин, почему я сейчас отправилась в эту поездку, заключается в том, что я хочу быть подальше от предсвадебной суеты, от этих ее бесконечных планов на счастливую жизнь. Думаю, я обидела ее, уехав вот так. Но я бы обидела ее еще больше, если бы осталась и высказала то, что думаю.

— Тебе не нравится мужчина, за которого она выходит замуж?