Вместо этого разразилась война.

Бейл отлично помнил тот день, когда он стоял вместе с Палпатином, спикером Амеддой, представителями Маластера и других миров на сенатском балконе, наблюдая, как сотни тысяч солдат-клонов маршируют в трюмы гигантских кораблей, отправляющихся на войну с сепаратистами. Он отлично помнил, что́ он испытывал в тот день, — полнейшее отчаяние. После тысячи лет мира в Галактику вернулись война и зло.

Вернее, им позволили вернуться.

Не поддавшись настроению, Бейл отбросил чувства и исполнил свою роль, одобрив законы, которые ранее мог бы осудить, и поддержав «эффективную модернизацию громоздкой бюрократии», которую затеял Палпатин. Так было до принятия Поправки о рефлексах[4], введенной примерно четырнадцать месяцев назад: тогда его страхи вернулись и вновь начали всплывать на поверхность. Их усилению способствовало многое: внезапное исчезновение сенатора Сети Ашгада, после того как он выступил против установки камер наблюдения в здании Сената; вызывающий подозрения взрыв пассажирского транспортника, на борту которого находился Финис Валорум; принятие закона о безопасности, который расширил полномочия Палпатина на Корусанте…

Вызывало опасение и то, как вел себя сам Верховный канцлер: он отгораживался от народа советниками и личными телохранителями в алых мантиях; проявлял несгибаемое намерение бороться до победного конца. Скромный, старавшийся преуменьшить свою значимость Палпатин исчез. А вместе с ним исчез и послушный Бейл Органа. Он твердо решил открыто высказывать свои опасения и начал водить дружбу с сенаторами, которые их разделяли.

Когда воздушное такси приземлилось на просторную площадь перед похожим на гриб зданием Сената, некоторые из друзей уже ждали его. Падме Амидала с Набу, Мон Мотма с Чандрилы, сенаторы-люди Терр Таниль, Бана Бриму, Фэнг Зар и сенатор-гуманоид Чи Икуэй.

Когда Бейл приблизился, стройная, коротко стриженная Мон Мотма поспешила его обнять.

— Важное событие, Бейл, — шепнула она ему на ухо. — Аудиенция у Палпатина.

Бейл улыбнулся про себя. Они думали одинаково.

Падме тоже обняла его, хотя и немного скованно. Она будто вся светилась. Ее лицо чуть-чуть округлилось по сравнению с тем, что помнил Бейл, но она обладала все той же классической красотой, носила элегантный наряд и замысловатую прическу. Позади нее стоял золотистый протокольный дроид. Она сообщила, что только что вернулась с Набу — она провела там чудесную неделю, навещая родителей.

— Набу — удивительный мир, — сказал Бейл. — Я никак не пойму, как ему удалось породить такого упрямца, как наш Верховный канцлер.

Падме нахмурилась и проворчала:

— Он не упрямец, Бейл. Ты просто не знаешь его так, как я. Палпатин со всей серьезностью воспримет наши опасения.

— Хорошо, если так, — сказала Чи Икуэй, недовольно поморщившись.

— Вы недооцениваете проницательность Палпатина, — сказала Падме. — Кроме того, он ценит откровенность.

— Мы всегда были с ним откровенны, сенатор, — сказал Фэнг Зар, смуглый человек с клочковатой бородкой. — И все безрезультатно.

Падме взглянула на них:

— Разумеется, встретившись со всеми нами лицом к лицу…

— Даже если мы добьемся поддержки десятой части Сената, это все равно ничтожно мало, — сказала Бана Бриму, с головы до ног закутанная в шелковое одеяние. — Но мы не должны отступаться от своих намерений. Возможно, когда-нибудь к нам прислушаются…

Икуэй с серьезным видом кивнула.

— На это можно надеяться, — сказал Фэнг Зар, — но рассчитывать не стоит.

Когда они вошли в просторное здание, разговор перетек на личные темы. Сенаторы оживленно беседовали, следуя к дверям рабочего кабинета канцлера, расположенного прямо под Большой палатой. Секретарь Палпатина, ответственный за встречи с представителями человеческой расы, попросил их подождать в приемной.

После часа ожидания дух сенаторов начал ослабевать. Но тут дверь кабинета открылась, и перед их взором возник Сейт Пестаж, один из приближенных Палпатина.

— Сенаторы, какой сюрприз! — воскликнул он.

Бейл поднялся на ноги и проговорил, обращаясь к Пестажу от лица всех собравшихся:

— Странно, что это сюрприз. Мы договаривались о встрече более трех недель назад.

Пестаж бросил быстрый взгляд на секретаря:

— Правда? Мне не сообщили.

— Конечно же, вам сообщили, — отрезала Падме, — ведь соглашение о встрече визировалось в вашем кабинете.

— Многие из нас потратили немало времени и сил, чтобы явиться на эту встречу, — добавила Икуэй. — Мы многим рисковали…

Пестаж покровительственным жестом развел руки.

— Нынешние времена требуют жертв, сенатор. Или, быть может, вы считаете, что рисковали больше, чем рискует Верховный канцлер?

Бейл громко произнес:

— Никто не отрицает неустанного… самопожертвования Верховного канцлера. Но факт остается фактом: он согласился встретиться с нами, и мы не собираемся уходить, пока он не выполнит данные им обещания.

— Мы не просим уделять нам много времени, — сказала Терр Таниль успокаивающим тоном.

— Может, и нет, но вы должны понимать, насколько он занят. Каждый новый день в Галактике полнится событиями…

Пестаж посмотрел на Бейла:

— Я так понимаю, вы успели сдружиться кое с кем из Совета джедаев. Почему бы вам не навестить их? А я попробую выкроить в графике Верховного канцлера немного времени и организовать для вас встречу…

Обрамленное бородкой лицо Бейла покрылось пятнами гнева.

— Мы не уйдем, пока не увидим его, Сейт.

Пестаж выдавил из себя улыбку:

— Это ваше право, сенатор.

Челнок, чьи посадочные огни привлекли внимание Оби-Вана, привез на Кейто-Неймодию не только техников и аналитиков из разведки. Кроме них, на борту находился Йода, который жаждал лично увидеть находку Оби-Вана и Энакина.

Техникам удалось заставить голопроектор механического кресла воспроизвести изображение Сидиуса, а республиканские шифровальщики, работавшие вместе с джедаями, были уверены, что этот уникальный прибор откроет немало тайн, если его перевезти на Корусант и тщательно исследовать.

Энакин не пожелал выпускать из виду механическое кресло и потребовал, чтобы именно его назначили ответственным за транспортировку кресла в ожидавший их челнок. Оби-Ван и Йода, чувствуя себя лишними, решили прогуляться по захваченному дворцу наместника Ганрея. Пока они шли, почтенный учитель был задумчив, и тишину нарушали лишь отзвуки бластерных выстрелов и постукивание посоха из дерева гимер по гладкому полу.