— Второе?.. Сейчас увидишь!

Руки Кавказа взлетели вверх, и автоматная очередь взорвала сонную тишину пляжа. Щит брызнул фанерными щепками и на нем серой сыпью проступила латинская «V».

— Здорово! — восхитился Ибрагим и поспешил с ответом: — Теперь знаю второе правило: надо стрелять лучше, чем враг!

— И главное — первым! — поправил Эрик.

— «Первым» годится на фронте — там ты сам за себя, но не в охране. Здесь все иначе: надо хоть на секунду, но опередить врага, — не согласился Кавказ.

— Так и я о том же. С покойником оно как-то спокойнее разговаривать, — отшутился Эрик.

— Не совсем так.

— А как еще?

— Вычислить киллера раньше, чем он подумает стрельнуть, — опередил Кавказа с ответом Ибрагим.

— Молодец! — похвалил он и продолжил: — Но прежде чем палить, надо успеть прикрыть того, кого охраняешь. А это даже самому смелому сделать непросто. Все мы из крови и плоти, а когда смерть смотрит в лицо, то тут работают рефлексы. Сумеешь их победить — и тогда твое место в охране.

— Кто с этим спорит. Но дохляки с железной волей в охране тоже не нужны, — гнул свое Эрик.

— Если думаешь, что размер бицепса на скорость пули влияет, то ошибаешься, — усмехнулся Кавказ и затем сказал как отрезал: — Запомни, Ибо, для телохранителя главное — мозги и воля!

— Уже запомнил! — заверил он и, помявшись, спросил: — Кавказ, а мне можно пострелять?

— Попробуй, — великодушно разрешил он и распорядился: — Эрик, отсыпь десяток и снаряди магазин.

— Я сам, — вызвался Ибрагим.

— Валяй! — махнул рукой Кавказ.

Эрик достал из рюкзака горсть патронов, и Ибрагим, обдирая пальцы об острые края магазина, вложил в него патроны, примкнул к автомату и вскинул к плечу. От волнения рекламный щит поплыл перед глазами, но холод металла вернул спокойствие и уверенность. В прицеле появилась буква «V», стараясь не сорвать курок, он плавно выбрал свободный ход и нажал на спуск. Автомат содрогнулся и норовил вырваться из рук. Плотнее прижав его к плечу, Ибрагим не терял цели и плавно давил на спусковой крючок. Затвор лязгнул, под ноги шлепнулась последняя гильза, и на рекламном щите вокруг буквы «V» образовался неровный круг.

Эрик присвистнул, а Кавказ с удивлением произнес:

— Ну ты даешь! А чего прибеднялся?

— Случайно, — скромничал Ибрагим и, не скрывая радости, попросил: — Можно еще?

— На сегодня хватит, а то у Эрика глаза на лбу так и останутся, — пошутил Кавказ.

Тот добродушно рассмеялся и, затянув лямку на рюкзаке с патронами, понес к машине. Ибрагим, гордый от похвалы, чувствовал себя на седьмом небе и потом в машине, блаженно улыбаясь, поглаживал, как живого, автомат. Невольная вина, которую до сегодняшнего дня он испытывал перед Гумом, ушла из сердца, и в нем заговорила гордость за то, что в ближайшее время ему предстоит защищать самого Владислава Ардзинбу.

Весь следующий день он провел за тем, что разбирал и собирал автомат и пистолет. К вечеру ему уже не составляло большого труда проделывать все это с завязанными глазами. Строгий экзаменатор Кавказ остался доволен результатом, и два следующих дня учил премудростям профессии телохранителя.

В среду, как обычно, после завтрака Ибрагим спустился к морю, забрался в дальнюю беседку и принялся штудировать написанный от руки и затертый до дыр конспект — пособие для телохранителя. Здесь его и нашел Кавказ. Он был немногословен и, коротко поздоровавшись, спросил:

— Ты готов ехать?

— Куда?

— На полигон!

— Прямо сейчас?! — обрадовался Ибрагим.

— Да! Считай, что теория закончилась! — подтвердил Кавказ и поторопил: — Только шустрее, одна нога здесь, а другая там. У меня мало времени.

— Я сейчас, только сбегаю за автоматом.

— Он не нужен, возьми только пистолет! — крикнул вдогонку Кавказ.

Ибрагим, как на крыльях, влетел в номер, схватил пистолет, кубарем скатился по лестнице и понесся к стоянке. Там поджидал УАЗ, за рулем находился Эрик.

— Привет, утюг не надоело держать? — начал он разговор с шутки.

— Тоже мне снайпер, давай на стрельбище! — оборвал его Кавказ.

— В корову, тем более соседа, точно попаду, — беззлобно огрызнулся Эрик и тронул машину.

Ехать пришлось недолго, и то, что Кавказ назвал стрельбищем, оказалось полуразрушенным то ли спортзалом, то ли клубом. Повсюду в коридорах и комнатах валялись поломанные стулья, обрывки волейбольных сеток и куски ваты. Не без труда они добрались до главного зала, служившего тиром. Об этом говорили противоположная стена, вся исклеванная пулями, и десяток наспех сколоченных фанерных щитов. На них неумелой рукой были намалеваны цветным мелом уродливые рожи, круги и квадраты.

Эрику не требовалось давать команды, он знал, что делать, и вывалил из сумки на чудом сохранившийся колченогий стол пачки с патронами. Кавказ не стал ждать, когда он их распакует, и распорядился:

— Заряжай сам! Шестнадцать выстрелов на шестнадцать секунд! Стреляешь только по круглым мишеням и рожам!

Ибо взял горсть патронов и принялся загонять в магазин, но они выскальзывали из пальцев и никак не хотели попадать в гнездо.

— Легче, не дави так! — посоветовал Кавказ.

Ибрагим ослабил нажим, и дело пошло быстрее. Второй магазин без задержек один за другим проглотил все восемь патронов и легко вошел в рукоять пистолета. Большой палец лег на предохранитель, а глаз нашел мушку.

— Огонь! — хлесткая команда подбросила его руку.

Гулкое эхо выстрелов пошло гулять по залу, и, когда последний раз лязгнул затвор, стрелка часов отсчитала тринадцать секунд. Все пули легли в цель.

— Молодец! Продолжай в том же духе! — остался доволен результатом Кавказ и решил усложнить упражнение.

Он потянул истрепанную веревку — и следующие три мишени суматошно задергались. Ибрагим повел пистолетом и нажал на спусковой крючок, фанерная щепа и кирпичная крошка пыльным облаком окутали стену, и, когда оно рассеялось, все увидели, насколько плачевен был результат.

— Не суетись. Суета нужна при ловле блох. Пошли на следующий круг, — не давал передышки Кавказ.

Ибрагим снова и снова повторял упражнение, но с каждым разом «беретта» становилась все более непослушной, а пули все чаще уходили «за молоко». Вскоре от напряжения глаз начал замыливаться, указательный палец не чувствовал ход спускового крючка, а ствол «клевал» при каждом выстреле. После очередной «пустой» серии он с грустью посмотрел на почти целехонькие мишени, потом на посуровевшего Кавказа, и с горечью произнес:

— Совсем не идет!

— Спуск не ловишь, — заключил он.

— Сам чувствую, но ничего поделать не могу! Палец как деревянный!