– Что? – поглощенный своими мыслями, Пол не сразу понял, затем ответил, по привычке поддразнивая Мирзу и намекая на вчерашний вечер. – А, я так и знал, что ты не утерпишь ее оценить.

– Мне сказала Натали, – невозмутимо продолжал Мирза, – и я решил на нее взглянуть, пока эта тюряга не стерла с нее все признаки жизни.

– А как же твоя защита морали?

– Все в порядке, спасибо. Но пациенты тоже люди, впрочем как и врачи – правда с некоторыми исключениями, – добавил он, понизив голос и устремив взгляд через плечо Пола. – Доброе утро, доктор Холинхед!

– Доброе утро, – кратко ответствовал главный врач. – А, Фидлер! Зайдите ко мне на минутку. – Он прошествовал в кабинет, оставив дверь открытой в расчете, что Пол немедленно последует за ним.

– Жди неприятностей, – прокомментировал Мирза.

– Уже, – пробормотал Пол и двинулся к двери.

Холинхед был тощий йоркширец среднего роста с волосами цвета табачного сока, неряшливо торчащими вокруг макушки. Любимой сентецией Мирзы по этому поводу было утверждение, что он потому занялся административной работой, что за час общения с любым из пациентов доводил беднягу до слез.

– Закройте, пожалуйста дверь, Фидлер, – сказал Холинхед. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал наш разговор. Сядьте. – Он сделал короткий жест в сторону викторианского кресла для посетителей, стоявшего с противоположной стороны резного обитого кожей письменного стола.

«Да, кабинет впечатляет: старинная мебель, псевдо-чиппендловский книжный шкаф, монографии, портреты Фрейда, Эрнста Джонса, Крафт-Эбинга: Только кажется мне, что голова его забита точно таким же антиквариатом.» – Вчера вечером ко мне поступила весьма серьезная жалоба, – продолжал Холинхед.

– Не знаю, нужно ли называть источник?

«Ох!»

Сегодня, в отличие от вчерашнего дня, Пол держал себя в руках. Он спросил только:

– Жалоба какого сорта, сэр?

– Вы не припоминаете, что оскорбили вчера вечером некую влиятельную особу?

– Нет, я не заметил. – Пол сделал честное лицо.

– Тогда либо вы чрезвычайно нечувствительны, либо я вынужден считать ваши слова ложью. Тем тяжелее мне будет доверять вам в дальнейшем. – Холинхед облокотился на спинку кресла и сложил на животе руки. – Вчера вечером мне домой позвонила миссис Барбара Веденхол и сказала, что вы публично оскорбили ее, и что, более того, были в этот момент пьяны. Что вы на это скажете?

– Второй пункт – целиком неправда. И должен добавить, сэр, что, надеюсь, вы достаточно давно меня знаете, чтобы в это поверить.

«Хороший выстрел. Холинхед всегда гордо заявлял, что «прекрасно знает свой персонал».» – Что касается так называемых оскорблений, то говорила ли вам миссис Веденхол, в чем они заключались?

Холинхед замялся.

– Действительно, – согласился он. – Миссис Веденхол лишь охарактеризовала их как непередаваемые.

– Точнее сказать, несуществующие, – пробормотал Пол. – Вы смотрели отчет о событиях прошлой ночи?

– Нет, конечно! Вы же видели, я только что пришел.

– Миссис Веденхол упоминала о той помощи, которую она предлагала полицейскому инспектору Хоффорду?

– Я как раз собирался к этому перейти. Я уверил ее, что если бы кто-то из наших пациентов пропал, я немедленно был бы поставлен в известность. Но так или иначе, действительно какая-то выведенная из равновесия личность набросилась на прохожего?

– Я с трудом представляю, чтобы вы, сэр, одобрили бы охоту за выведенной из равновесия личностью с помощью ружей и пистолетов. Инспектор Хоффорд был возмущен не меньше моего, и если я и говорил с миссис Веденхол черезчур резко, то только по причине уверенности, что выражаю взгляды, с которыми согласны и инспектор, и вы, сэр. Пресловутый маньяк, между прочим, оказался девушкой пяти футов ростом и семидесяти девяти фунтов весом, которую я привез сюда безо всяких затруднений.

«Кажется, я удовлетворил своего начальника. Достаточно и «сэров» и его любимых вычурных оборотов».» Пол приободрился – утро, похоже, прояснялось. Внимательно изучив его из-под насупленных бровей, Холинхед, наконец, произнес:

– Вы спрашивали миссис Веденхол, страдала ли она когда-либо от преступных посягательств?

«Ну, это уже мелочи.»

– Видите ли, на лице у раненого были следы ногтей, по которым часто обнаруживают насильников. Один из полицейских видел подобные следы у человека, которого арестовывал по схожему обвинению. Поскольку миссис Веденхол является мировым судьей, я счел возможным поинтересоваться – да, я помню дословно, – имеет ли она опыт изнасилования. Если я плохо сформулировал вопрос, готов признать свою вину.

Но прошу вас принять во внимание, сэр, что я был чрезвычайно возмущен ее предложением прочесать местность с ружьями и собаками.

Пол умолк. Через некоторое время Холинхед хмыкнул и потянулся к ящику с бумагами.

– Ладно, Фидлер. Не будем больше поднимать эту тему. Но имейте в виду, что отношения с населением для нас необычайно важны, и вы не должны позволять профессиональному рвению подавлять ваш такт. Вы меня понимаете?

– Конечно. – С трудом сдерживая смех, Пол поднялся.

– Спасибо. Это все.

В свой кабинет Пол входил со вздохом облегчения. Но вместо того, чтобы сесть за стол и начать разгребать утренние бумаги, он встал у окна, закурил и принялся наблюдать, как расходятся по своим местам рабочие.

«У Чента есть один плюс: здесь не позволяют беднягам отсиживать зады в палатах.

Интересно, кто завел такой порядок? Вряд ли Холинхед. Наверно его предшественник, или кто-то еще раньше.» День намечался не то чтобы ясный, но все же лучше вчерашнего. Зевая, он рассматривал бригаду садовников, ожидавших, когда принесут их безопасные инструменты – если, конечно, садовый инвентарь вообще может быть безопасным. На всякий случай им давали только носилки и березовые метлы, да и то лишь тем, чье состояние признавалось стабильным.

«Трудно отличить занятых трудотерапией пациентов от обычных рабочих, разве только сестры – в белых халатах. Интересно, могла бы психиатрическая больница жить как средневековый монастырь, самообеспечиваюшейся коммуной?

Вполне. С той только разницей, что все устремления пациентов направлены в прямо противоположную сторону – вернуться во внешний мир.» В дверь постучали – первый раз за это утро. Посетителем оказался Олифант – слишком свежий, видимо дежурство было спокойным.

– Доброе утро, док. Привет от подопечных, и не могли бы вы устроить, чтобы доктор Элсоп посмотрел сегодня мистера Черрингтона? Мы еле подняли его из постели, а за завтраком он изрисовал весь стол овсяной кашей.

– Черт. – Пол потянулся за папкой, которую он называл про себя пожарным списком.