поджимаются губы… учащается дыхание… Как умоляюще смотрят на него ее глаза.

– Черт с тобой, хуже уже не будет… На!

Он протянул ей раненую руку и отвернулся. Она мягко взяла его предплечье теплыми ладонями. Из пяти его ран сильно сочилась лишь одна. Прикрыв глаза, она мягко сомкнула свои горячие губы. Теплая, пьянящая кровь медленно наполняла ее рот, смешиваясь со слюной. Желание впиться зубами было выше ее сил, и она слегка прикусила кожу. Смакуя его жизненные соки словно молодое вино, она не позволяла им протекать дальше. Наконец, она сделала первый глоток. Первый и последний… Она знала, что, попав в рану ее слюна свернет кровь и она остановится. А потому, взяла столько, сколько успело просочиться.

Тщательно облизав ранки, она нехотя отстранилась.

– У тебя очень вкусная кровь… но я взяла совсем немного.

Осмотрев тыльную сторону ладони, кузнец пошевелил пальцами и вздохнул.

– Ну взяла, и взяла… можно сказать – день прожит не зря.

Сольвейг опустила глаза виновато и присела на колени рядом с ним. Не рискнув промывать ранки водой, он достал длинную льняную полосу из маленького сундука и плотно намотав на руку протянул ей. Сольвейг чиркнула коготком, и ткань разделилась надвое. Завязав крепкий узел, кузнец посмотрел на нее, с укором.

– Ну что? – спросил он беззлобно. – Мыться будем?

Она кивнула головой и тихо всхлипнула.

– … это еще что? – нахмурился он.

Она отвернулась, чтобы не показывать навернувшихся слез.

– Зачем ты терпишь меня? Ты слышал, что сказал Хаук. Я редкая тварь!

Кузнец встряхнул чистое полотенце и пожал плечами.

– Ну и что?

– Я убиваю людей ради забавы… а ты возишься со мной. Почему?!

– А почему бы нет? – улыбнулся кузнец.

– Не играй со мной! Я хочу знать!

Арон нагнулся и потрогал воду в ведре.

– Ну вот… твоя вода совсем остыла. Я согрею еще, а потом, если хочешь, мы поболтаем.

– Скажи сейчас! – она схватила его за руку, но тут же отпустила, поняв, что снова оставила ранку.

– Позже, – тихо сказал Арон, облизнув проколотый палец. – Когда я вернусь. И постарайся не наследить тут.

Когда он ушел, Сольвейг залезла в кадушку с ногами и сжалась в комочек. Слезы почему-то текли и текли, хотя она не хотела плакать. Вот только было почему-то очень обидно. Не от чего-то конкретного, а так, вообще. Обидно и все…

Глава 8. Кровь на руках.

Солнце светило в окно, в комнату то и дело заглядывали любопытные птицы, цепляясь за створки ставней. Теплый ветер порывами обдувал плечи и будоражил кончики крыльев. Кузнец бренчал посудой где-то внизу. А она сидела и задавала себе вопросы, на которые не могла найти ответа.

Наконец, он вернулся. Разбавил воду и ни слова не говоря, полил ее плечи из черпака. Затем голову, спину и ноги… Вода была теплой и приятной. Присев рядом на табурет, он облил ее голову душистым травяным варом и запустил свои длинные пальцы в ее спутанные волосы. Она закрыла свои глаза и доверилась его сильным, надежным рукам. Она чувствовала, как они скользят по ее волосам, как старательно трут ее спину, и плечи. Как тщательно промывают каждый ее пальчик и коготок. Как мама делала это в детстве. Так же мягко, и почти любя.

Только вот когда его ладони касались груди, бедер или живота, ощущения были совсем другие. Он делал это с усилием, чтобы оттереть грязь. Но все же старался не сделать больно. От этого груди ее наливались соками, а внизу живота разливалось приятное тепло. То же самое чувство было когда он омыл ее в первый раз. Но тогда не было так спокойно… И не лень ему было мокрой щеткой вычищать каждое перышко на крыльях, а потом просушивать их чистыми полотенцами. Это тоже было приятно, и необычно. Закончив с крыльями, кузнец расправил их вширь, и окатил ее чистое тело остатками воды. Потом бережно, как ребенка, переставил дочь крылатых королей на чистый пол и насухо обтер полотенцем. Выплеснув грязную воду в окно, он составил все в угол и усадил ее к столу.

Когда он вышел в очередной раз, она встала во весь свой рост, и встряхнула влажные крылья. Растопырив послушные перышки, она сладко потянулась и замерла… Легкий ветерок продувал ее насквозь, напомнив радость свободного полета. Она представила, что снова парит в небесах, влекомая восходящими потоками. Не выслеживая врага, не пикируя с боевым кличем… а просто паря. Наслаждаясь полетом.

Открыв глаза, она вернулась на землю. Кузнец стоял, прислонившись к перилам, задумчиво разглядывая ее со стороны. В руках у него была все та же корзинка и закопченный котелок с чем-то вкусным. Сольвейг вдруг вспомнила, как сильно хочет есть. Солнце то уже перевалило за полдень, а ее еще не кормили…

– Твои крылья уже не болят?

– Почти нет. Но я еще не скоро встану на крыло…

– Чистой быть лучше, да?

– Да, – шепнула она. – А когда ты еще помоешь меня?

Он задумался на минуту…

– Когда от тебя снова начнет вонять.

– А если я замараюсь? – оживилась она.

– Я понял к чему ты клонишь. Ладно, если ты хочешь, будем мыться два раза в неделю. А по вечерам я могу обтирать тебя влажным полотенцем.

– Сегодня тоже полотенце будет? – уточнила она.

– Будет, будет… вздохнул он. – Ты есть собираешься?

Она энергично закивала головой.

– Ну тогда садись, у нас поздний завтрак…

Сегодня кузнец приготовил густую мясную похлебку. Она была очень горячей, но на вкус просто изумительной! Есть ее ложкой было так непривычно, но почему -то весело. Когда она наелась, осталось еще больше половины котелка. И она обязательно доест все потом. С кузнецом… или без него. Чувствовать себя чистой и сытой было необычайно приятно. Она довольно раскинулась на софе, вдыхая запах свежего белья и еще влажных волос. Но чего-то все же не хватало… Она поднялась на локте и уперлась взглядом в кузнеца. Он сидел в своем кресле, сложив босые ноги на край стола и смотрел в окно.

– Как твоя рука, кузнец? – прошептала она.

– Почти не болит… затянется к утру, – задумчиво ответил он.

– Ты злишься на меня?

– Нет, не злюсь…

– Почему? Я ведь поранила тебя.

– Это не первая рана в моей жизни и далеко не последняя. – Он усмехнулся, глядя на нее.

– Тогда побудь со мной, – она подвинулась, уступая ему место на софе. – Ты теплый, и мягкий – это приятно.

– Что? – он покачал головой. – На сегодня ранений хватит. В другой раз, возможно.

– Тебе еще больно…

– Больно, –