Зою какое-то время подержали еще в больнице, под капельницами, а потом все-таки выписали. Дома было два медика, и такие простые вещи, как инъекция витаминов и внутривенные вливания делать могли и там. Геннадий приехал за дочерью один. Он хотел провести хоть несколько минут наедине с Зоей. Ослабевшая дочь с помощью медсестры надевала теплые вещи, а отец стоял рядом и наблюдал за своей Зайкой. Сейчас она совсем не была похожа на ту цветущую девушку, которой он любовался в аэропорту, где почти год назад встречали дедушку. Зоя выглядела ужасно: цвет лица был серый, волосы вылезали клочьями, скулы заострились, ногти ломались и слоились, мягкая девичья грудь пропала… Гена подавил стон, который вызвал у него вид дочери, а Зоя, услышав отца, оглянулась. Огромные черные глаза затянули Геннадия в омут, и ему вдруг захотелось утонуть в этих озерах, вобрать в себя все то, что несет эта родная для него бездна. Где-то в глубине души зашевелилось что-то знакомое, и мужчина вдруг вспомнил ту всепоглощающую страсть, которую он испытал в тот далекий вечер с Инной. Именно эта черная бездна увлекла его в пучину чувственности, в результате которой сейчас под сердцем его жены растет малыш. Испугавшись собственной реакции на взрослый взгляд дочери, Покровский тряхнул головой и заставил себя вернуться в ту реальность, в которой его больная девочка с трудом стояла возле кровати.

Мужчина подошел к дочери, поднял ее на руки и вместе со своей бесценной ношей пошел к машине. Им предстояла дорога домой, во время которой отец рассказал дочери об особенностях ее заболевания и о том, что ей предстоит проходить лечение в далекой Америке. Девушка молча выслушала информацию и ничем не выдала своих эмоций. А может, этих эмоций у нее и не было…

Зою встретили все члены семьи и окружили со всех сторон, а девушка смотрела только на выпирающий живот мачехи – она до сих пор не знала о том, что женщина беременна.

– Отец, отнеси меня в мою комнату, – слабым голосом произнесла больная, не желая видеть подтверждение того, что ее обожаемый папа отдает свою любовь и страсть другой женщине.

– Хорошо, малышка, – согласился Гена. – Сейчас ты передохнешь, а потом мы будем обедать.

– Я не голодна, – ровным голосом ответила дочь и отвернулась наконец от Инны.

– Но тебе нужно немного поесть, – мягко настаивал Покровский.

– Давай я покормлю тебя, – предложил добрый Арсений. – Мы с тобой чуть-чуть поедим, всего пять ложек, а потом я тебе почитаю какую-нибудь книжку.

Зоя смутилась, но согласно кивнула головой.

Через час в комнате девочки сидели Гена и Арсений. Оба по очереди кормили свою Зайку и развлекали ее интересными рассказами. Девушка смогла проглотить только три ложки. Потом она расплакалась: «Я больше не могу».

Грустный отец отставил тарелку в сторону и поцеловал холодные тонкие пальчики дочери, а брат стал гладить острые коленки бывшей красавицы и успокаивать ее:

– Ничего страшного, не плачь. Ты просто устала. Сейчас ты немного отдохнешь, а потом мы снова покушаем.

Геннадий с любовью посмотрел на своих детей, таких разных, но тем не менее очень родных, и порадовался, что между братом и сестрой все-таки возникла та душевная связь, которая должна быть между родственниками. Поцеловав дочь и потрепав сына по голове, отец вышел из девичьей спальни и пошел к жене.

Арсений остался в комнате. Он любовался девушкой, лежащей рядом с ним, его не смущала ее болезненная худоба, поредевшие волосы, поломанные ногти и потрескавшиеся губы. Молодой человек видел лишь черные бездонные глаза, полные какой-то тайны и женской притягательности. Сейчас, когда он знал правду о Зойкином происхождении, он замечал за собой, что все чаще и чаще думает о сестре как о девушке, его чувства к ней совсем не похожи на родственные.

– Тебе папа сказал про Америку? – поинтересовался молодой человек.

– Ну да, – безразлично ответила сестра.

– И что ты думаешь? – продолжал расспрашивать Арсений.

– Мне все равно, – тем же тоном произнесла девушка.

– А мне нет, я буду очень скучать по тебе.

Зоя подняла глаза и улыбнулась брату: все-таки он очень похож на отца, только моложе.

Целый месяц Арсений ухаживал за девочкой. Почти круглосуточно мальчик сидел возле кровати сестры, читал ей книги, иногда даже учебники, кормил ее с ложечки, выносил на прогулки. Он помогал ей мыть голову, стараясь отвлечь внимание девушки от количества волос, покрывавших белую эмаль ванной. Когда Зоя спала или смотрела телевизор в гостиной, юноша брал учебники и готовился к выпускным экзаменам, хотя до них еще было время. Геннадий тоже проводил почти все свое свободное время с дочерью, сменяя Арсения на этом добровольном посту, но этого времени было совсем немного: работа, встречи и беременная Инна забирали почти все 24 часа в сутки. Зое доставались совсем крохи – час-полтора в день.

«Зачем я обманываю себя, – иногда думал Покровский. – Я бы мог проводить с Зайкой гораздо больше времени, но я так боюсь этого ее странного взгляда, направленного на меня, что просто теряюсь. Эта кроха вызывает во мне такие глубокие и сильные эмоции, что я просто не знаю, как себя с ней вести. Ничего, совсем скоро девочка уедет в Америку, и все чувства позабудутся, пройдут. И тогда мы снова станем счастливой семьей, такой, какой мы были до прошлого года».

Сторонясь дочери, отец не заметил и изменений в сыне: Арсений был явно влюблен в свою сводную сестру, влюблен пылко и страстно. Молодой человек был готов сделать для Зайки все, что она попросит, а девушка смело этим пользовалась. Каким-то внутренним женским чутьем Зоечка понимала чувства молодого человека и наслаждалась этой небольшой победой. Нет, Арсений ей не нравился совсем, но то, что он был сыном Гены и имел такое явное сходство с отцом, примиряло девушку с этими ухаживаниями.

В тот день, когда Геннадий привез домой паспорта с американскими визами и билеты на самолет, Инну положили в больницу.

– Геночка, – успокаивала жена мужа по телефону, – все будет хорошо. Сейчас нас поколют, а через две недели выпустят.

Инна говорила с мужем, а у самой сердце разрывалось от страха за своего малыша, который уже начал толкаться. Но тревожить мужа ей тоже не хотелось – он и так уже второй месяц ходил сам не свой из-за дочери.

– Я сейчас к вам приеду, – тоном, не терпящим возражений, сказал Покровский и начал собираться. Он зашел в комнату к дочери, чтобы сказать о том, что уезжает в больницу. Открыв дверь, он увидел Зою и Арсения, сидящих на кровати и разгадывающих кроссворд.

– Малышка, я бы очень хотел побыть с тобой, но мне придется уехать. Инну положили на сохранение, и я должен быть в этот момент рядом с женой. Завтра утром я приеду. Не грусти и покушай, хорошо?

Зоя подняла глаза на отца и ничего не сказала.

– Отец, не беспокойся, я покормлю Зайку, – сказал молодой человек. – Езжай к Инне и ни о чем не думай. Все будет в порядке.