С тех пор как Босх обнаружил связь между преступлениями, он тратил почти все рабочее время в УПСФ на разговоры со следователями из отделов краж и изнасилований в управлениях Вэлли и ближайших населенных пунктов: Бербанка, Глендейла и Пасадены. Пытался выяснить, нет ли открытых дел, в которых фигурирует маска или разрезанная москитная сетка. Пока что его усилия не увенчались успехом, но Босх знал: рано или поздно кто-то заинтересуется, поднимет бумаги, поспрашивает у коллег… Что-нибудь да всплывет.

Заручившись согласием шефа, Босх связался со своей старинной подругой. В прошлом она была старшим профайлером в отделе поведенческих исследований ФБР: составляла психологические портреты преступников. Когда Босх еще служил в УПЛА, а Меган Хилл трудилась в Бюро, несколько раз им довелось поработать вместе. Теперь Хилл ушла в отставку, перебралась в Нью-Йорк и преподавала судебную психологию в Колледже криминалистической юриспруденции имени Джона Джея, параллельно занимаясь профайлингом в качестве независимого консультанта. Босх выпросил у нее скидку и отправил ей данные по Москиту. Ему необходимо было разобраться в психологии преступника и понять, зачем он насиловал этих женщин. Почему Москит, наблюдая за потенциальной жертвой, старался выяснить, когда у нее период овуляции? Если хотел, чтобы жертвы забеременели, зачем выбрал двух женщин, принимавших противозачаточные пилюли? В этой версии хватало пробелов, и Босх надеялся, что профайлер сумеет их заполнить.

Через две недели Хилл подготовила отчет. Она пришла к выводу, что преступник выбирал дни овуляции вовсе не потому, что хотел, чтобы жертвы забеременели. Совсем наоборот. Судя по особенностям подготовки к преступлениям и последующих нападений, злоумышленник питал глубокую ненависть к женщинам и сама мысль о ежемесячном кровотечении была ему отвратительна. Он выбирал такую дату, потому что считал, что на пике фертильности женщина наиболее чиста. С физиологической точки зрения для преступника этот день был самым безопасным. Составляя психологический портрет, Хилл назвала насильника самовлюбленным хищником с интеллектом выше среднего. Однако он, скорее всего, работал на должности, не требующей умственных усилий, и не привлекал лишнего внимания со стороны коллег и начальства.

К тому же нападавший был уверен, что его не смогут опознать и задержать. Его действия были тщательно спланированы и рассчитаны по времени, но он всегда оставлял на месте преступления свою сперму. Сбросив со счетов версию о желании оплодотворить женщину, Хилл пришла к выводу, что это была не ошибка, а своего рода насмешка. Предлагая Босху достаточно улик для обвинения, преступник словно говорил: «Попробуй найди меня».

Хилл также указала на мнимый парадокс: оставляя на месте веские доказательства, свою сперму, насильник совершал преступления, спрятав лицо под маской. Должно быть, женщины были знакомы с преступником или видели его раньше. Не исключено, что он планировал общаться со своими жертвами после нападения. Возможно, последующий контакт был необходим ему, чтобы в полной мере испытать удовлетворение от содеянного.

Меган Хилл завершила психологический портрет зловещей фразой: «Если отбросить предположение, что целью изнасилований было стремление создать нечто живое — оплодотворить жертву, — и учесть, что за нападениями стоит чувство ненависти, вывод становится очевиден: данный субъект еще не в полной мере переродился в хищника. Вскоре на смену изнасилованиям придут убийства. Это лишь вопрос времени».

Получив такое предупреждение, Босх и Лурдес взялись за дело с удвоенной силой. Они начали рассылать электронные письма в местные и государственные силовые структуры, прилагая к ним отчет профайлера. На местном уровне они подкрепляли письма телефонными звонками, пытаясь развеять пелену апатии — ту, что нередко окутывает следователей, перегруженных нераскрытыми делами.

Результат был почти нулевым. Детектив из отдела краж отделения Северного Голливуда сообщил, что ведет дело с разрезанной москитной сеткой, но без изнасилования. Потерпевшим был латиноамериканец двадцати шести лет. Босх попросил узнать, нет ли у него жены или подружки: та, возможно, не стала сообщать об изнасиловании из-за стыда или страха. Через неделю детектив перезвонил и сказал, что женщины в той квартире не живут. Значит, действовал не Москит, а кто-то другой.

Началась игра на выжидание. В базах данных не было ДНК насильника. У него никогда не брали мазок. Москит не оставлял никаких улик, кроме спермы: ни отпечатков пальцев, ничего. Босх не нашел похожих преступлений ни в Сан-Фернандо, ни где-либо еще. Встал вопрос: не пора ли предать дело огласке и попросить помощи у граждан? Вальдес, однако, не спешил на него отвечать. То была извечная полицейская дилемма. Да, ты можешь ухватиться за ниточку, ведущую к раскрытию дела. А можешь спугнуть хищника, после чего тот сменит поведенческий шаблон или переедет в другое место, где станет терроризировать ничего не подозревающих людей.

Здесь взгляды Босха и Лурдес разошлись. Лурдес хотела обнародовать информацию — хотя бы для того, чтобы изгнать насильника из Сан-Фернандо. Босх же намеревался продолжать поиски без лишней шумихи. Даже если преступник уедет из города, число жертв продолжит расти. Хищник охотится, пока его не поймают. Подстраивается под обстоятельства и, подобно акуле, атакует следующую жертву. Босху не хотелось перекладывать это бремя на плечи других людей. Он считал, что обязан поймать зверя в его нынешнем ареале обитания.

Разумеется, однозначного ответа на этот вопрос не было. Шеф выжидал, надеясь, что Босх раскроет дело, прежде чем Москит нападет на следующую жертву. Босх же был рад, что ему не приходится принимать неудобное решение. В конце концов, это была работа Вальдеса, и он — в отличие от Босха — получал за нее солидное жалованье.

Проверив почту, Босх не увидел новых писем со словом «Москит» в заголовке и, разочарованно вздохнув, выключил компьютер. Сунул записную книжку в карман и задумался, не заглянул ли в нее Тревино, когда стоял у Босха за спиной. Книжка была открыта на странице с надписью «Джеймс Франклин Олдридж».

Не потрудившись сказать «до свидания» капитану или записать время на доске, Босх вышел из сыскного отдела.

Отъехав от участка, Босх свернул на шоссе 5 и вновь задумался о деле Уитни Вэнса. Итак, в базе транспортных средств не нашлось никакой информации о Вибиане Дуарте. Это неприятно, но не смертельно. Теперь путь Босха лежал в Норуолк, к золотой жиле путешественников во времени: Департаменту общественного здравоохранения округа Лос-Анджелес. Работая над нераскрытыми делами, он провел столько времени в отделе записей актов гражданского состояния, что до сих пор помнил, какой кофе предпочитают тамошние дамочки. Босх не сомневался: в тамошних архивах что-нибудь да найдется.

Он зарядил в медиаплеер джипа компакт-диск с записью молодого трубача по имени Кристиан Скотт. Первый трек под названием «Litany Against Fear» был драйвовый, напористый, и Босх подумал: «Именно то, что мне сейчас нужно». Через час черепашьего хода по западной границе Даунтауна он оказался в Норуолке. Остановившись на парковке перед семиэтажным муниципальным зданием, Босх заглушил мотор, когда Скотт исполнял композицию «Naima», — она звучала даже лучше, чем классическая трактовка Джона Хэнди, записанная полвека назад.