Я долго не могла определиться с будущей профессией, очевидно было только одно – я на сто процентов гуманитарий. Самой большой энергозатраты требовали математика, химия и физика, все эти бензольные кольца, законы Ньютона и тригонометрии выводили меня из себя. За советом по поводу профориентации я могла обратиться только к бабушке. А бабушка, человек деревенский, простой, к тому же выбивающийся из сил, таща нас на себе, ратовала за рабочие профессии. Понятные, четкие, приносящие деньги. Однажды она сказала мне: «Собирайся, поехали», ничего не объяснив, посадила в автобус, и мы оказались в городе Шахты Ростовской области. Бабушка повела меня в какое-то здание, как потом выяснилось, там располагалось ткацкое училище. Белые бараки, из открытых окон шум и гам, всюду бегают девчонки в платочках и синих халатах, кричат, смеются. Бабушка расплылась в улыбке. Она в свое время была ткачихой, и все это, очевидно, напомнило ей годы ее юности. «Пойдем?» – сказала она и повела меня внутрь. Я вошла и тут же оглохла. Станки производили такой грохот, что не слышно было ничего. Барышни перекрикивались между собой, и лица у них были, как на известном революционном плакате Родченко, где Лиля Брик кричит в рупор. Всюду валяются обрывки ниток, кусочки ткани, и в воздухе висит пыль. Меня оглушило и ослепило, стало нечем дышать, и я выбежала из этого здания, заверив бабушку, что ни за какие коврижки не стану тут ни учиться, ни тем более работать.

А вот Оля была более продуманным человеком. Ей не нравилась идея торчать в школе до 10-го класса, и после 8-го она отправилась в ПТУ. В то время школьников всеми силами заманивали в профтехучилища, обещая райскую жизнь. И действительно, для тех, кто хотел побыстрее приобрести специальность и начать зарабатывать, это был очень хороший выход. В ПТУ бесплатно кормили, вывозили бесплатно в летние лагеря, там была очень хорошая техническая база, детей учили работать на современном оборудовании, при этом не забывали веселить – устраивали вечера и дискотеки с самой современной музыкой. Школьные предметы зубрить было необязательно, аттестат учащиеся ПТУ получали легко и не напрягаясь, можно было даже уроки прогуливать, требований по этой части к ним не предъявлялось никаких. И моя сестра отправилась учиться… на токаря. Девочек там было очень мало, конкуренции никакой. Оля легко выучилась и получила профессию. И свое стремление к веселому необременительному общению со сверстниками тоже удовлетворила в полной мере – я была пару раз у них на дискотеках, это был просто какой-то разгул буржуазии: весело, ярко, современно.

Но я представляла для себя совсем другое будущее. Не в Олином ПТУ. И не на ткацкой фабрике, как мечтала бабушка. А где? Я еще четко не знала, но вся моя жизнь в тот момент была сосредоточена на театре.

Еще учась в пятом классе, я вдруг увидела в нашей школе объявление «Все, кто хочет участвовать в школьном новогоднем вечере, обращайтесь в пионерскую комнату». Я пошла искать эту комнату, долго не решалась войти внутрь, мялась перед дверью, разглядывая носки своих сандалий (уж очень стеснительная была). Но потом набралась смелости, шагнула внутрь и, не давая себе опомниться, решительно произнесла: «Я хочу участвовать, возьмите меня в команду». – «Будешь снежинкой?» – спросили меня присутствовавшие там. «Да!» – «Но только у нас костюмов нет». – «Ничего страшного, я сама сошью», – заверила я, сама удивившись собственной шустрости. И пошла домой шить костюм. Нашла где-то старую, еще из Германии привезённую, тюлевую занавеску, зашила в ней дырочки, накрахмалила, обшила каким-то дождиком, смастерила платье. А для короны позаимствовала салфетку, которую бабушка по старой деревенской привычке набрасывала на подушку. Из алюминиевой проволоки сделала основу для кокошника (видела на каком-то мероприятии такие кокошники на девочках из танцевального ансамбля), натянула на основу эту салфеточку, расшила блестками. Когда я появилась во всем этом великолепии на празднике, женщина, которая руководила детским танцевальным коллективом, разглядывала меня с большим удивлением. Как будто все кругом в кроссовках «Адидас», а я пришла в обуви с названием «Абибас». Ее девочки выпорхнули на сцену в профессионально сшитых костюмах, а я в таком же, но смастеренном буквально на коленке.

А позже я увидела в школе еще одно объявление. Дворец пионеров звал детей в разные кружки и секции. И среди названий «кройка-шитье, макраме, судостроительный, выжигание и радиотехника» я вдруг увидела слово «театральный». И меня как к месту пригвоздило. Я поняла, что хочу туда немедленно. Пришла во Дворец пионеров на спектакль, в полном восхищении его посмотрела. Думаю, что на самом деле это, конечно, было чудовищно, но тогда я пришла в полный восторг – прежде всего потому, что на сцене были дети. После спектакля, превозмогая робость, я пробралась за кулисы и встретила там женщину с трубным голосом, которая командовала всем этим мероприятием. Она долго не обращала на меня никакого внимания, была занята артистами и костюмерами, но потом ее взгляд упал на мою скромную персону, и она рявкнула: «Чего тебе?!» Я говорю: «Хочу к вам». – «Куда тебе! Ты взрослая, классе в девятом небось, а у нас Дворец пионеров!» – безапелляционно заявила она. Старовата, мол, ты, девочка, для искусства. Я была уже готова зарыдать, и она, видя мое замешательство, посоветовала наведаться в народный театр: «Вон видишь, в соседнем переулке, “Дом учителя”, дверь за углом, там взрослые играют, может, возьмут тебя». И я пошла.

В указанном суровой женщиной направлении располагался милый особнячок. Открыв его двери, я поднялась на второй этаж, вошла в небольшой зрительный зал, человек на сто, обнаружила там сцену и занавес. Поняла, что попала по адресу. Возглавляла театр знаменитая в Ростове-на-Дону актриса, режиссер и педагог Тамара Ильинична Ильинская – ей было тогда уже за 60, но сил и энергии ей было не занимать. «Давай посмотрим, что ты умеешь, – сказала она, глядя на меня. – Сейчас мы будем играть этюды». И видя мое полное непонимание, объяснила. «Я тебе сейчас предложу ситуацию, а ты покажешь, как из нее можно выйти». Тамара Ильинична взяла свой кошелек и бросила его на середину репетиционной комнаты. «Укради кошелек так, чтобы я не заметила», – предложила мне она. «Мне? Украсть кошелек? Да никогда в жизни!» – подумала я, но осеклась. Это же театр. А значит, красть кошелек буду не я, а мой персонаж. И я развязала шнурок на своих кедах, дошла в таком виде до этого кошелька, сделала вид, что только сейчас заметила неполадку в одежде, опустилась на колено, чтобы ее устранить, как бы невзначай подвинула к себе кошелек и под штанину в носочек незаметно сунула. «Хорошо, – сказала Тамара Ильинична. – Мы репетируем новый спектакль, там роль учителя физкультуры, она небольшая, давай пробовать». И я стала ходить на занятия в студии.

Вся моя жизнь очень быстро переместилась туда, в театральную студию. Там были очень интересные люди, которые увлекались искусством, ходили в театры, мне было очень интересно говорить с ними на те темы, которые волновали меня и их. Мне давно хотелось пообщаться с единомышленниками. Одноклассники мало что понимали в театральном искусстве. Помню, однажды наш класс повели в ТЮЗ на совершенно прекрасный спектакль, английскую пьесу под названием «Сотворившая чудо». Речь там шла о женщине, которую взяли няней в одну семью, и ей пришлось заниматься со слепоглухонемой девочкой. Я с интересом наблюдала за игрой актеров и долго не могла понять, как маленькая девочка играет такую сложную главную роль, а потом оказалось, что это не ребенок, а актриса-травести. И за ходом пьесы я следила внимательно. До этого дня я не подозревала о существовании слепоглухонемых людей и не знала, как вообще их учат реагировать на мир. Мне было интересно смотреть, как эта Мэри Поппинс постепенно вводит свою маленькую воспитанницу в мир: плещет, например, в лицо водой и потом, прикасаясь руками к ее рукам, условными сигналами дает понять, что вот это – вода. Так она ощущается. В общем, я была вся поглощена действом, и меня страшно разочаровало, что мои одноклассники живо отреагировали только на одну сцену – когда няня переодевается. Сцена была небольшая и очень целомудренная, женщина стояла очень далеко от авансцены, где-то там, наверху, чуть ли не под потолком и снимала платье на пуговицах. Освещение было очень слабое, виден был только силуэт, к тому же на актрисе была под платьем очень плотная комбинация, сейчас бы в такой люди по улицам не стеснялись ходить. Но наши мальчишки хохотали как потерпевшие и отпускали разные реплики. Понятно, что критическая масса переполненных подростковыми гормонами юнцов, собранных в одном месте, часто дает такой эффект, но тогда меня это мало утешало. Хотелось общаться с кем-то, у кого кроме гормонов были бы еще и мозги, и достойное воспитание.