Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что подтолкнуло тебя на такую мысль?
— Наверное, — сказал я и перекрестился, — сам Господь.
— Не богохульствуй, — сказал он строго. — Господь следит за всеми, но лишь гордыня заставляет думать, что следит и за тобой. Скажи, только ли твое милосердие и человеколюбие, что в таком юном возрасте обычно находится в зародыше, подтолкнуло?.. У многих милосердие вообще не прорастет и до глубокой старости.
Я виновато развел руками.
— Каюсь, отец Дитрих. Вообще-то такие благие побуждения возникали и раньше… ну, когда гномы сковали мне доспехи и меч, или когда эльфы мою драгоценную шкуру спасли. Потом как-то забывалось за суетой суетной жизни и, как бы сказать помягче, личными интересами. Мы хоть и христиане, но все же язычники. Все-таки сперва я, а родина потом. Ну, а всеобщее благо так и вообще где-то за горизонтом.
— Ну-ну, а теперь?
Я тяжело вздохнул, посмотрел ему прямо в глаза.
— Да вот что-то заставляет и про общее благо. Не за бесплатно, правда.
— А-а-а, ну-ну, дальше. Теперь понятнее.
— Гномов, — сказал я деловито, — нужно привлечь в борьбе с Маркусом. Многие из них погибнут, сражаясь с нами плечом к плечу. Если потерпим поражение, то погибнем все, но если победим… справедливо ли только нам рвать яблоки успеха?
Он покачал головой.
— Очень сложный вопрос. Гномы сами по себе народ трудолюбивый, что угодно Господу, но они все язычники…
— Мои Бобик и Зайчик, — возразил я, — тоже ничего не знают о Христе и церкви!.. Но я их люблю и защищаю. Любовь и привязанность не зависят от веры, разве не так?.. Думаю, постепенно и они могут прийти к пониманию Христа. Я имею в виду гномов и эльфов, а не Бобика и Зайчика. А пока что, как я предполагаю, достаточно и того, что они исполняют некоторые заповеди, которые дал людям Творец. Я опять же имею в виду…
Он отмахнулся в некотором раздражении.
— Понял — понял. Ты так часто общаешься с людьми глупыми?
— А куда деться, — спросил я безнадежным голосом, — если только я один в белом?
— Ну да, — буркнул он, — военные… Так какие заповеди гномы соблюдают?
— К примеру, — сказал я, — уважай родителей, не убий, не укради, не желай дома ближнего… Наверняка у них запрещено и лжесвидетельство.
Он подумал, кивнул.
— Да, это уже основа для серьезного разговора.
— Думаю, — сказал я, — у них работает и насчет не желать жены ближнего, иначе любое племя распадется.
Он подумал, вздохнул.
— Сын мой, ты поднял очень сложные и нелегкие для понимания и даже для обсуждения вопросы. Скажу сразу, большинство иерархов церкви будут против. Однако скажу тебе одну крамольную вещь, которую нельзя говорить мирянам: реформа церкви не прекращается никогда! Ни-ког-да. И только благодаря реформам и через реформы она остается тем пылающим факелом, что ведет народы через тьму невежества… Прекратятся реформы — погаснет и факел церкви. Но сейчас давай оставим этот вопрос до времен… сам понимаешь каких.
Я сказал с благодарностью:
— Святой отец, не знаю, как и благодарить за такую поддержку!
— Я не поддержал, — отрезал он.
— Но и не отвергли с ходу, — уточнил я. — А это для меня вы не представляете, насколько ценно.
Он протянул руку, я поцеловал и весь исполненный почтения вышел. Не знаю, каким будет мир после Маркуса, но если победим, то увидим мультикультурный, где на улицах городов можно будет встретить эльфов и гномов.
Даже тролли будут, хотя те наверняка предпочтут жить в лесах, а в города наведываться только для торговли.
В большом зале неспешно прохаживается степенный лорд, в котором я сразу узнал хозяина: высокий, дородный, в прошлом явно бывалый боец, сужу по шрамам на лице.
Едва я показался на лестнице, он заторопился навстречу.
— Ваше Величество!
— Лорд де Флер? — спросил я. — Дорогой сэр Робер, я благодарен вам, что достойно встретили отца Дитриха и предоставили ему все условия для работы.
Он воскликнул:
— Он почтил меня своим присутствием, как же иначе?
— Спасибо и от меня, — сказал я. — Будете в Геннегау — заходите.
Он посмотрел настороженно, но и с надеждой.
— А вы будете?
— Уже скоро, — пообещал я.
Бобик то и дело уносится в стороны, не забывая ревниво держаться впереди копытного, а я укрылся под роскошной гривой и с тоской вспоминал свою идею, теперь уже вижу, что малость преждевременную, насчет Великой Хартии Вольностей.
Больше всего я постарался внедрить ее в Мезине, которую только что нагнул, подавив мятеж против законного правительства, потому проводить реформы легче, но потом пришлось забрать практически всех своих лордов и войска, оставив только Шварцкопфа с довольно большой армией, а когда пришла весть о новой напасти под именем «Мунтвиг», поспешно велел и Шварцкопфу со всем войском спешно идти на границу Скарляндии и Варт Генца на соединение с Меганвэйлом.
Таким образом Мезина осталась без моих войск, а никакая Великая Хартия Вольностей не выживет без поддержки копий и мечей моей армии, когда против все лорды королевства, как и сама королева.
Еще хуже в Сен-Мари, где я заговорил о Хартии уже после снятия военного положения. Все лорды уже опомнились и высказались против. Конечно, я сумел бы их переломить, если бы не пришлось уводить войска из-за этого проклятого Мунтвига. Вот так война подстегивает технический прогресс, но тормозит социальный.
Бобик гавкнул издали, я повернул голову, там вдали небольшой аккуратный домик, большой огород, пара сараев, видны коровы, целое стадо…
— Ну что тебе? — спросил я. — Ладно, заглянем. Вдруг в самом деле твои знакомые.
Немолодой уже мужчина, но крепкий и добротный, умело и с удовольствием раскалывает толстые чурки на аккуратные поленья и складывает в штабель уже внушительной поленницы.
Рубашка на загривке взмокла, как и под мышками, на лице блестят бисеринки пота. Он всмотрелся в нас, воткнул топор в колоду и поклонился с понятной настороженностью в лице.
Бобик подошел и обнюхал, крестьянин побледнел и привстал на цыпочки.
— Бог в помощь, — сказал я благожелательно. — Здесь дров на всю зиму хватит! Хорошо работаешь. Люблю рачительных хозяев.
Он сдержанно улыбнулся.
— Спасибо, мой лорд.
— Большая семья?
— Нет, мой лорд. Только мы с женой и двое детей.
— Тем более похвально, — сказал я. — Напоишь коня?
Он поспешно кивнул.
— Да, мой лорд. А вы идите в дом, у нас как раз обед поспевает.
— Спасибо, — сказал я.