— Таксист и шляпница. Что за парочка. Родители гордились бы нами.

— Мне нравятся ваши шляпы, — лжет коп.

Телефон Бока начинает звонить.

— Соломенные шляпы, — говорит женщина с досадой. — Мы с Колином остановились в развитии лет в двенадцать. Он смотрел «Остров сокровищ» и не мог выбросить из головы сундук с золотом. А я? Бог знает, откуда взялась идея с этими шляпами. Я не могу перестать их делать. Продаю через оптовика в Чайнатауне.

— Снова ты, — раздается голос Бока.

— У моего деда была такая шляпа, — говорит Воорт.

— Он знает, что кто-то обыскал квартиру, — шепчет наблюдатель, боясь Бока, а не копа.

— Мистер Воорт, люди покупают мои шляпы на Четвертое июля. Их надевают в канун Нового года. Потом, после полуночи, я вижу их на улицах. Люди ломают их после того, как используют. Они смешны. Дурацкие шляпы.

В наушники слышны звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков.

— У Колина была тут папка с материалами по «Гусару». Толстая папка. Где же она? — бормочет сестра.

— Я сожалею о вашем брате.

— Ты оставил отпечатки? — спрашивает бесстрастный голос Бока.

— В папке были рисунки и статьи, — продолжает сестра. — Он собирал материалы много лет. Там была карта, которую он нашел в библиотеке.

— Я был в перчатках, — убеждает Бока наблюдатель.

— В этом ящике ее тоже нет, — говорит сестра. — Ничего не понимаю.

— Не тревожьтесь, — успокаивает коп, словно знает, что папки и не будет, что кто-то ее взял. — Ребекка, кто-то должен опознать тело. Если хотите, я могу отвезти вас на Манхэттен и обратно.

— О Боже! Я не могу!

— Вероятно, детектив использовал магию, — спокойно предполагает Бок.

— Я просто не могу, — объясняет сестра. — Мне пришлось опознавать родителей, когда они умерли. Можно, я попрошу пойти друга? Не могу увидеть Колина вот так.

— Вероятно, детектив рассеял по квартире волшебную пыль, — говорит Бок.

— Ты велел мне торопиться. Я торопился, — защищается наблюдатель.

— Тут ты прав, — признает Бок после опасной паузы.

Снова мерзкий голос Воорта:

— Разумеется, друг может пойти. Вот номер моего телефона.

Входная дверь открылась. Коп и сестра стоят на ступенях. Издали Воорт мог бы сойти за политического агитатора или торговца вразнос. День становится все жарче. Бродяга потеет, но не от жары. Из контейнера выпрыгивает кошка, оглядывается и, почувствовав в наблюдателе потенциальную опасность, ныряет в «Шэмрок» через приоткрытое окно.

«Может, они больше не будут говорить о библиотеке».

Но тут коп произносит:

— Так где та специальная библиотека, куда любил ходить ваш брат?

— Пока он не поехал в морской порт… — начинает Бок. — И, кстати говоря, разве копы работают не с напарниками?

— Этот — нет, — отвечает наблюдатель, не расслышав последние слова сестры.

Воорт в наушнике молчит, словно что-то обдумывая. Затем снова поворачивается к проулку и смотрит в сторону наблюдателя. Будто у него в глазах бинокли или рентген. Будто чувства у него обострены не хуже, чем у Леона Бока.

«Он хочет подойти сюда».

Наблюдатель лезет в карман армейских штанов, нащупывает твердую поверхность «глока». События этого дня полностью, совершенно выходят из-под контроля.

Воорт говорит сестре:

— О, не беда.

Делает шаг в сторону проулка.

В наушнике слышен его голос:

— Морской порт мне как раз по дороге на работу.

— Пираты? — Хохот Микки раздается из трубки установленного в машине Воорта телефона.

— Я же тебе сказал, это его книги. Не мои.

— Клад? — Микки саркастически хихикает, но по крайней мере слушает. — Может, Колин утонул потому, что Синяя Борода заставил его прогуляться по доске?

Воорт вздыхает:

— Помнишь кузенов Беттини?

— Которые хотели ограбить банк «Леуми»?

— Да, только их тоннель вел в пиццерию по соседству.

— Они поссорились еще на полдороге, — вспоминает Микки. — Механик застрелил парикмахера. К чему ты клонишь?

— Не важно, веришь ли ты в клад на дне реки. Важно, во что верят они.

— Кто? Русалки?

Воорт жмет на тормоз и смотрит вперед, вглядываясь в длинную ленту дороги: сплошь сталь и выхлопные газы. Он на самой большой в мире парковке — Лонг-Айлендской магистрали. Правильнее ее было бы назвать Черепаший путь. Времятеряловка.

В пробке столько машин, что, если бы они вдруг исчезли, работа по их замене подстегнула бы экономику всей страны.

— Черт меня побери! — гогочет Микки.

По крайней мере он на работе, думает Воорт. Мучается похмельем, но работает. Хотя бы разбирает бумаги, делает заметки, готовится.

— Говоришь, квартиру обыскали? Ты уверен, Кон?

— Мне так кажется. Папка с материалами исчезла. И, Мик, он был неряхой.

Они оба знают, что труднее всего незаметно обыскать грязную квартиру, где пыль накапливалась долгое время. В кино умники полицейские используют разные уловки, чтобы позже определить, входил ли кто-то в помещение. Приклеивают волосок между дверью и косяком. Рассыпают по полу пудру, на которой останутся следы.

В реальной жизни копы, работающие под прикрытием, учатся быть неряхами.

«Пусть везде будут пыль и грязь. И что станет делать взломщик? Займется уборкой?» — говаривал дядя Вим.

— Поверь мне, Мик. На комоде лежал слой пыли в четверть дюйма толщиной, но ботинки сверкали. На ручках ящиков пыли нет, а на столе и в самих ящиках — полно.

— Клад. Ну да, как же.

Поток машин невероятно ускоряется — аж до пяти миль в час. Двигаясь рывками, Воорт подползает к контрольным постам возле тоннеля Мидтаун, где вся масса машин втискивается в единственную открытую полосу.

«А еще меня беспокоит тот бродяга. То, как он оглядывался».

— Как голова после вчерашней ночи? — спрашивает Воорт.

— Допиваю третий галлон томатного сока. Послушай, Воорт, твоей невесте не хватает секса. Утром она была так холодна, что кондиционера не надо.

— Зато вчера вечером ты разозлил ее так, что нам не требовалось отопление.

Воорт слышит шелест бумаг.

— Кстати говоря, Кон, чем именно я занимаюсь в деле Озавы? Тут Ева заглянула и спросила.

Воорт вздыхает:

— У Фрэнка Озавы, судьи Верховного суда штата, есть племянник, которого арестовали за то, что он на прошлой неделе зарезал проститутку в Южном Мидтауне. Полицейские нашли у нее в сумочке его кредитные карточки, а под ногтями — частицы его кожи. Шея у него была расцарапана. Но Дж. Л. Корриган, замечательный адвокат Озавы, утверждает, что парень трахнул ее и ушел, а она привела в отель кого-то другого, и вот этот другой ее и прирезал. Карточки она, мол, стащила. А поцарапала его во время секса.