на улице Маршалковской, нагруженная покупками, спустилась в давно знакомый мне подземный переход к трамвайной остановке, что напротив отеля «Полония».

Трафик редел, прохожих было мало. На остановке – почти никого. Ноги гудели от беготни, и я устало присела на краешек лавки.

На фоне света уличных фонарей, смешанного со светом вечерних сумерек, летели лёгкие и, наверное, первые в этом году снежинки – я закрыла глаза и запрокинула голову, в надежде, что хоть одна или две осядут и растают на моём лице.

Открыв глаза, увидела неожиданно возникшую фигуру уже немолодого, чуть полноватого мужчины, который очень странно себя вёл: он держал что-то в руках и внимательно изучал, затем, переводил взгляд на меня, словно сверяя какое-то изображение с моей скромной особой. Он начал бегать взад-вперёд и всматриваться в меня с ещё более возрастающим интересом, напоминая частного детектива, забывшего о конспирации.

«Или полоумный, или же я похожа на кого-то», – подумала я и осталась безучастна, делая вид, что не замечаю его странного поведения.

Но он вдруг приблизился ко мне и заговорил, а я не открывала рта – пусть позднее поймёт, что перед ним не полька.

– Я восхищён, – сказал он, естественно, по-польски, и дей-ствительно, его лицо в этот момент выражало восхищение. – Не часто можно увидеть такое лицо, – я смотрела на него непонимающе, а он продолжал, уже усевшись рядом со мной на лавку, – на улицах старушки-Варшавы. О!.. этот французский тип лица Марины Влади! – он приблизился ко мне настолько, что я могла рассмотреть его при свете близстоящего фонаря, и мне показалось, что я уже видела когда-то эти глаза, с налётом глубокой душевной грусти, не исчезающей даже когда он улыбался. У него было приятное, чуть порозовевшее от лёгкого морозца, полное, добродушное лицо, густые, чуть с сединкой, торчащие в разные стороны, брови.

Я засмеялась – отмалчиваться не было сил:

– Позвольте, позвольте, но Марина Влади не француженка –она русская, так же, как и я! – воскликнула я с гордостью и, естественно по-русски, – а фамилия Влади – это псевдоним, сокращение от имени её отца –Владимир! Марина Полюхова родилась во Франции в семье русских эмигрантов, – в этот момент подошёл мой трамвай, я сказала: Извините, это мой трамвай. Подхватила сумку с покупками и поспешила к трамваю.

– Я старый холостяк, – провозгласил он, мгновенно оказав-шись в том же трамвае, что и я, протиснувшись ко мне с удивительной проворностью, несмотря на свою грузность.

Я пожала плечами, давая понять, что каждый волен в своём выборе, а он продолжал, тыча пальцем в документ – тот самый, что теребил в руках, изображая частного детектива.

– Видите, что здесь написано?

«Wolny», – удалось мне прочесть в тусклом трамвайном свете слово, в которое впился его ноготь.

– Поздравляю вас! И как вам удалось продержаться свобод-ным такое долгое время? – бросила я не без язвительности, которой он, слава богу, не понял.

Он продолжал что-то говорить мне почти на ухо под стук трамвайных колёс, но я не совсем понимала, что именно, не успевая концентрировать своё внимание на польских словах, так как думала совсем о другом. Я вспомнила, где я видела именно эти, а не какие-нибудь другие грустные глаза – это были глаза собаки из моего сна! Между тем, он спрятал паспорт и извлёк из нагрудного кармана визитную карточку, затем отчеканил, словно старшему по званию, – своё имя, фамилию и должность.

– Стефан Гульчевски, адвокат канцелярии Леха Валенса, пре-зидента Речи Посполитой, Польши, – представился он, – с кем имею честь?..

– Меня зовут несколько короче, чем вас, просто Вероника.

– О, нет, это не совсем просто, ведь это польское имя! – вос-кликнул он не без пафоса.

– Скорее всего, международное, меня назвали международ-ным именем, – глаза мои, наверное, улыбались, а я сама едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться: он так петушился в своих ухаживаниях, а этот глупый трюк с адвокатом канцелярии самого Леха Валенсы – и вовсе был смешон!

Визитная карточка принадлежала, действительно, некоему Стефану Гульчевскому, адвокату канцелярии президента, но дело в том, что подобный кусочек картона можно заказать почти в каждой варшавской подворотне.

В трамвае было немноголюдно, но нашлись и любопытные, которые открыто таращились на нас.

– Мадам, – шептал он мне прямо в ухо, но так громко, чтобыло слышно во всём вагоне – ему определённо нравилось всё французское, – я настоятельно прошу вас позвонить мне прямо на службу, для того, чтобы мы встретились снова и поужинали где-нибудь в уютном ресторане. Сейчас я выхожу, но надеюсь, что мы скоро увидимся!

Он схватил мою руку, грациозно поцеловал и пошел к выходу. Его лицо мелькнуло в окнах отъезжающего трамвая.

Почти все сидящие в вагоне смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

Глава 9

Два последующих дня я продолжала мыть и чистить всё подряд, на чём останавливался взгляд, стараясь превратить помещение если не в уютное гнёздышко, то хотя бы в пригодное место для нормального существования. Темнокожая владелица, казалось, забыла обо мне, но, о нет – всё было далеко не так, как я думала! Как потом я выяснила, – а выяснить мне силою обстоятельств пришлось очень много вещей, – прибыль от сдаваемой жилплощади, была единственным источником существования странной парочки. Поселившись в квартире Анджея, квартиру Кристины они периодически сдавали внаём. Изголодавшиеся – и в прямом, и в переносном смысле – по деньгам, получив от меня энную сумму, они ожесточённо и неистово их тратили, отмечая бурно и весело выгодную сделку.

Дня через три, днём, в послеобеденное время, я позвонила в канцелярию президента Речи Посполитой и попросила к телефону адвоката Стефана Гульчевского. Уверенная почти на девяносто процентов, что услышу, что человек с таким именем в канцелярии не работает, я была поражена, когда меня молниеносно с ним соединили. А я не имела заранее ничего приготовленного, и, когда его, и именно его, голос ответил – «Слушаю», – не знала, что сказать, а промямлила что-то бессвязное, но он, к счастью, узнал меня и сразу же предложил мне поужинать вместе с ним сегодня. Мы договорились встретиться на той же самой остановке близ отеля «Полония» в семь часов вечера.

Мы сидели напротив друг друга в уютном ресторанчике возле окна, с видом на тротуар и снующих прохожих, на улице Маршалковской. Нас отделяла от пешеходной части анфилада огромных окон, начинающихся прямо от пола, и мерцающий всеми цветами радуги свет уличных реклам освещал наши лица больше, нежели слабый