Первый, Второй и Четвертый Вольпонские королевские быстро развернулись к югу от Каннакского порта, используя железную дорогу, чтобы быстро проникнуть в глубь улья. Маршал Кроу лично встречал генерала Ночеса Штурма, награжденного за победы при Гримойре, на рокритовой платформе вокзала в Северном хребте. Его приветствовала огромная толпа официально благонадежных граждан — под пристальным надзором УКВГ.

Разодетых в переливающиеся голубые платья дочерей благородных домов — среди них Мерити Часс, Алину Анко, Иону Гавунда и Мёрдит Кроу — отправили украсить шелковыми венками Штурма и его помощников, полковников Жильбера и Кордея.

Штурма приветствовал и всем известный комиссар Каул. Изображение их, улыбающихся, пожимающих руки, повторили миллионы информационных экранов по всему улью.

Пятый и Седьмой полки Роанских Диггеров под командованием генерала Нэша прибыли в тот же день, но позднее, едва успев на помпезный фарс. Вице-маршал Анко приветствовал генерала Нэша, духовой оркестр играл торжественные марши. Посреди всеобщего ликования Нэш заверил, что три полных Нармянских бронетанковых полка уже выгружаются из транспортников в Каннакском порту и к утру уже будут в пути на юг. Толпа всколыхнулась радостными новостями и встречала уважаемую Гвардию так, словно они уже выиграли войну.

Танитский Первый и Единственный прибыл, почти незамеченный, двумя ночами позднее.

Более восьмидесяти матово-черных армейских грузовиков катились по Северному шоссе сквозь северные внешние трущобы улья Вервун. Холщевые навесы были откинуты, в каждой машине ехало около тридцати солдат Танит, каждый со своим с оружием, поясами, рюкзаками, вещмешками и спальниками. Подскакивающие грузовики — трехосные машины с огромными оскаленными решетками радиаторов и пучеглазыми фарами — были отмечены знаками Севгруппской транспортной дивизии. Запасные колеса и канистры с горючим крепились с обеих сторон.

По бокам от них носилось с десяток человек эскорта верхом на черных же мотоциклах, а позади главной колонны шло еще тридцать высоких четырехосных машин, груженных ящиками со снарядами и полковыми припасами, а также многочисленными поварами, техниками, механиками, сервиторами и прочими обозниками, следующими за полками Гвардии. Эти грузовики были грязно-желтого цвета раскраски Грузового объединения Каннакского порта, и их груз был накрыт сеткой. Солдаты Севгрупп в бледно-синих формах и фуражках вели все грузовики, но мотоциклисты были из танитских, в узнаваемой темной маскировочной форме. В двенадцати километрах от улья Вервун они приостановились, чтобы просочиться через контрольно-пропускной пункт на шоссе, а оттуда их повел эскорт из двух темно-синих служебных машин офицеров УКВГ.

Фары конвоя освещали путь. Ночь спустилась как-то незаметно в этой густой пелене дыма. Ориентирами оставались лишь разгромленные районы по сторонам, неверный свет зеленого купола над самим ульем, частично скрытым дымом, и редкие вспышки дальнобойных снарядов, падающих на наружные трущобы, через которые они сейчас ехали.

Брин Майло, самый младший из Призраков, ехал с первым взводом в головном грузовике. Стройный бледный юноша, только начавший оформляться во взрослого мужчину, — он был единственным не солдатом, выжившим в развалинах Танит, когда его родной мир четыре года назад захватили и уничтожили. Сам комиссар спас его и вытащил из огня, испепелившего Танит.

Долгое время он был сыном полка, всеобщим талисманом, волынщиком, маленькой частичкой танитской невинности, спасенной из ада, напоминанием о месте, которое они потеряли. Но шесть месяцев назад, во время битвы при Монтаксе, он, наконец, тоже стал солдатом. Он гордился положенными ему обмундированием и лазганом и следил за выкладкой лучше, чем любой из бывалых танитских солдат.

Он сидел в битком набитом кузове грохочущего грузовика и полировал полковой значок на своем черном берете бархоткой.

— Майло.

Брин взглянул на Ларкина, сидевшего напротив. Жилистый худощавый мужчина, разменявший пятый десяток, был известен невротическим характером не меньше, чем талантом, выдающимся даже среди полковых снайперов. Длинный, особой формы снайперский лазган лежал, завернутый в брезент, у его ног. Ларкин разработал свой снайперский скоп и сейчас использовал его как подзорную трубу, выглядывая из грузовика. Ларкин сказал как-то Майло, что не верит ничему, пока не рассмотрит в свой любимый скоп.

— Ларкин?

Ларкин ухмыльнулся и ответил на взгляд, бережно передавая юноше хрупкий латунный инструмент. По крошечным рунам, мерцающим на экранчике настроек, Майло понял, что он был настроен на тепловое излучение.

— Взгляни. Туда.

Майло с недоверием покосился на скоп и поднес его потертое кольцо к глазу. Он увидел сияние и непонятные перекрещивающиеся росчерки красного.

— На что я смотрю?

— На улей, мальчик, на улей.

Майло снова посмотрел. Он опознал в сиянии желтый купол Щита, огромного энергетического поля, скрывающего город-улей впереди.

— На вид достаточно большой и достаточно уродливый, чтобы сам мог присмотреть за собой, — высказался он.

— Так говорят о многих из нас, — сказал полковник Корбек, держась за железные поручни и подсаживаясь к Майло и Ларкину. — Улью Вербен сейчас тяжко, говорят.

— Улей Вервун, шеф, — поправил сидевший рядом рядовой Бёрун.

— Фес тебя, умник! — Корбек пихнул ухмыляющегося солдата. — Видит фес, я имя-то свое не всегда помню, что уж и говорить о том, куда меня занесло.

Первый взвод разразился хохотом.

Майло протянул скоп Корбеку, но тот отмахнулся от него безо всякого интереса.

— С местом, которое меня убьет, когда встречусь, тогда и встречусь. Сильно мне надо на него еще и заранее глазеть!

Майло вернул драгоценный скоп Ларкину, тот бросил еще один взгляд на улей и спрятал инструмент в мешок.

— Насмотрелся вдоволь, Ларк? — спросил Корбек, хватаясь огромными руками за поручни над головой, и его бороду прорезала зубастая ухмылка.

— Насмотрелся вдоволь, чтобы знать, куда целиться, — отозвался Ларкин.

В трясущемся кузове третьего грузовика третий взвод резался в карты. Рядовой Фейгор, опасный худой человек с тяжелыми веками, выторговал полную колоду таро у кого-то из Администратума и теперь заправлял игрой в «сердца и титаны».

Рядовой Бростин, огромный, крепкий и мрачный, проиграл уже столько, что готов был поставить свой огнемет вместе с горючим на следующий кон.

Фейгор, зажав сигару в острых зубах, посмеялся над отчаянием Бростина и сдал заново.

Пока он тасовал большие картонные карты и раскладывал на решетке, взвод собирал монеты, мятые банкноты, кольца и порции табака.

Рядовой Каффран наблюдал за ставками. Невысокий, молодой и целеустремленный, всего годом старше Майло, Каффран заслужил уважение во время береговой атаки на Оскрай в прошлом году. Каффрану не нравились карты, но во взводе Роуна так легче было стать своим.