— Но почему? — воскликнул Кроу. — И вот снова этот вопрос! Вторжение, завоевание… это я могу понять! Но уничтожить то, что хочешь захватить? В чем смысл?

— Маршал, мы должны признать горчайшую правду, — сказал Гаунт. — Я изучил присланные мне данные по этому вопросу. Помнится, комиссар Каул докладывал о миллионах врагов — оценка, не выдерживающая никакой критики, если учесть вместимость Феррозойки. Вот где ответ. Улей Вервун может собрать миллион солдат из населения в сорок миллионов. Зойка может собрать миллионы солдат, располагая населением, в три раза меньшим… только если задействовано все население.

— Что? — рявкнул Анко, пораженный нелепостью идеи.

— Продолжайте, комиссар, — сказал Кроу.

— Это не завоевательная война. Это не война ульев, не коммерческая стычка, не новая Торговая война, как вы это называете. Зойка собирается, вооружается и нападает, не чтобы завоевать и контролировать промышленность ульев на этой планете или поработить старого соперника — улей Вервун. Они поднялись, чтобы истребить вас.

— Скверна, — пробормотал генерал Нэш, медленно осознавая.

— Именно, — сказал Гаунт. — Чтобы обратить в армию не только боепригодных мужчин, но и рабочих, их семьи, нужен склад ума фанатика: вирус безумия, порча, скверна. Порочные силы Хаоса овладели Зойкой, в этом нет сомнений. Яд варпа просочился в умы ваших достойных соседей и наставил каждого мужчину, женщину, даже ребенка, на безумный путь изничтожения этого мира и всего, что есть в нем.

На войне лучше сперва разобраться, каких врагов имеешь в собственном стане, раньше, чем ты выйдешь навстречу противнику и начнешь гадать, почему ты вышел один.

Военмейстер Слайдо. Трактат о природе военного дела

Группа местных солдат в синих шинелях ждала их у входа в выцветший комплекс навесов в ослепительно-белом свете натриевых ламп. Оружие висело через плечо, на головах были шерстяные фуражки, на перевязях болтались шипастые шлемы. Они фонариками указывали отряду дорогу.

Сержант Маколл первым попал внутрь комплекса, вздымая мотоциклом волны маслянистой грязи на рокритовой дороге, и поставил мотоцикл на подножку. Тяжелая машина накренилась влево и затихла, оборвав гортанное урчание. Маколл спешился, как раз когда транспортеры танитцев с грохотом вкатились во двор следом за ним.

Маколл всмотрелся в заводские навесы вокруг них. Унылое место, но Танитскому Первому приходилось и похуже. Несмотря на рев моторов и крики, он ощутил присутствие кого-то за спиной и развернулся прежде, чем тот успел вымолвить слово.

— Потише! — сказал некто, подошедший со спины. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина лет двадцати с небольшим, одетый в местную униформу. Застежки на вороте капитанские. Его правая рука была намертво примотана к груди толстой перевязью, так что шинель надета лишь наполовину, на второе плечо — внакидку. Маколл подумал: капитану повезло, что рукав пустовал временно.

Маколл кратко салютовал.

— Простите, вы застали меня врасплох. Сержант Маколл, Пятый взвод, Танитский Первый и Единственный.

Капитан неловко салютовал в ответ левой рукой. Маколл заметил, что он к тому же хромал, а на лбу, щеках и вокруг глаз красовались желтоватые синяки.

— Капитан Бан Даур, Вервунский Главный. Добро пожаловать в улей Вервун.

У Маколла вырвался хрюкающий смешок. Его еще никогда не встречали столь радушно в зоне боевых действий.

— Не могли бы вы представить меня своему главнокомандующему? — поинтересовался Даур. — Меня назначили вашим квартирьером. Не очень-то гожусь для чего-то другого, — добавил он, горько усмехнувшись и бросив взгляд на перевязанную руку.

Маколл пристроился в шаг ему, и они двинулись сквозь столпотворение людей, грузовиков, выхлопы моторов и разгрузочную суету. В резком свете осветительных панелей они отбрасывали короткие, дрожащие черные тени.

— Вы уже повидали сражение? — спросил Маколл.

— Ничего, за что можно дать медаль, — ответил Даур. — Я был на крепостном валу в первый день, когда начался обстрел. Даже не успел разглядеть, куда стрелять, когда мою позицию смяли, а меня погребли под обломками. Еще несколько недель, прежде чем я поправлюсь, но мне хотелось быть полезным, так что я вызвался стать вашим связным.

— То есть вы еще даже не видели врага?

Даур покачал головой.

— Никто не видел, кроме Народного Героя Каула и еще нескольких, кому повезло вернуться с поля.

Корбек стоял возле своего грузовика и курил, безмятежно оглядываясь по сторонам, безучастный к шумной активности вокруг себя. Он медленно повернулся, прикидывая масштабы улья, все, что раскинулось дальше сияния панелей с натриевыми лампами: возвышающиеся заводы и плавильни, за ними крыши рабочих трущоб, потом огромный крест какой-то базилики Экклезиархии, а позади всего — громада Главного хребта, умопомрачительно исполинская масса, светящаяся миллионами окон. Огромная, как фесов горный пик, дома на…

Ни на чем. Он все еще забывал иногда.

Его взгляд приковала могучая колонна, возвышавшаяся неподалеку от Главного хребта, почти такая же заметная, как сама «гора» улья. Она, похоже, отмечала сердце города. Из ее вершины вырывались молнии трескучей энергии, которые затем впитывались сияющим зеленым Щитом, куполом, покрывавшим город. Корбек никогда еще не видел эффект щита таких масштабов. Это было нечто. Он посмотрел на юг и увидел пульсации света там, где снаряды падали на Щит, чтобы, отброшенными, взорваться без вреда. Действительно нечто — и, главное, нечто работающее.

Он затянулся, и уголек на конце сигары засветился красным. Самые размеры этого места потребуют времени, чтобы привыкнуть. Он видел, как онемели его парни, когда попали в улей, как разинули рты, пораженные монументальностью архитектуры. Он знал, что благоговение из них надо выбить как можно быстрее, иначе они будут глазеть по сторонам, вместо того чтобы сражаться.

— Потуши-ка это! — решительно распорядился голос позади.

Корбек развернулся, сначала он ожидал увидеть Гаунта. Но лишь мгновение. Подкравшийся к нему комиссар не имел ничего общего с Гаунтом. Он носил местную символику, и его пухлая физиономия выглядела бледной и нездоровой. Корбек ничего не сказал, а лишь вытащил сигару изо рта и поднял бровь. Он был выше одетого в черный плащ офицера на добрых сантиметров двадцать пять.

Человек сбавил обороты, впечатленный размерами Колма Корбека.

— Комиссар Лангана, УКВГ. Это охраняемая зона. Потуши этот хренов окурок!

Корбек зажал сигару губами и, по-прежнему молча, постучал по полковничьим наконечникам на своем аксельбанте.

— Я… — начал комиссар. Потом, оценив ситуацию, развернулся и ускользнул прочь.

— Полковник?

Маколл приближался с еще одним местным, по счастью — кем-то из регулярной армии, а не твердолобым комиссаром.