litbaza книги онлайнДетективыПроклятье фараона - Элизабет Питерс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 75
Перейти на страницу:

– Пожалуй, вам лучше остаться, сэр. Уж больно они чудные, эти туземцы. А нам-то каково без вас будет, сэр?

Эмерсон не возражал бы, если в вместе с Джоном исчезла и сама проблема. Не тут-то было! С присущим мне упорством я гнула свою линию, не обращая внимания на многочисленные попытки мужа уйти от темы. Дошло до того, что он с ревом швырнул недопитую чашку в камин и ринулся вон из комнаты. Я – следом.

Когда я добралась до нашей спальни, Эмерсон уже раздевался. Пиджак, галстук, воротничок тоскливо поникли там, куда закинула их безжалостная рука владельца, пуговицы свистели во все стороны.

– Не забудь купить дюжину новых рубашек, когда окажешься на Риджент-стрит, – посоветовала я, уворачиваясь от очередного метательного снаряда. – В Египте они тебе понадобятся.

Эмерсон крутанулся юлой. Должна признаться, для человека столь мощного телосложения он двигается на удивление стремительно. Один неуловимый миг – и ненаглядный супруг уже навис надо мной. Вцепился в плечи и...

Здесь я вынуждена сделать отступление, любезный читатель. Не для того, чтобы извиниться, – о нет! По мне, так нынешнее ханжество в описании сексуальных отношений – полный нонсенс! С какой, спрашивается, стати нужно закрывать глаза на одну из увлекательнейших и вполне достойных сторон жизни человека? И почему, спрашивается, писатели, якобы изображающие «реальную жизнь», так усердно увиливают от этой темы? С другой стороны – уж пусть бы лучше просто увиливали. Какими жалкими выглядят те уклончивые фразы и иносказания, которыми они пытаются выйти из положения! Я лично не признаю ни скользкую вкрадчивость французского, ни велеречивую претенциозность латыни. Чем плох язык наших предков? Пусть фарисей, если ему попалась в руки эта книга, пропустит несколько абзацев. Проницательный же читатель поймет и оценит теплоту наших с Эмерсоном отношений.

Итак, вернемся к прерванному спору.

Эмерсон вцепился мне в плечи и ка-ак встряхнет!

– Дьявольщина! – заорал он. – В этом доме я хозяин! Забыла, кто здесь принимает решения?

– Мне казалось, мы оба принимаем решения... после того, как спокойно и учтиво обсудим проблему.

Башня на моей голове, которую так старательно сооружала Смайз, растрепалась, а волосы у меня, между прочим, густые, жесткие, и удержать их не так-то просто. Одна рука Эмерсона по-прежнему вдавливала меня в пол, а вторая неожиданно оказалась на моем затылке. Шпильки и гребни из пучка разлетелись по ковру.

Следующую фразу Эмерсона я припомнить не могу. Наверняка что-то несущественное... Зато его следующее действие оказалось куда более запоминающимся. Эмерсон меня поцеловал. Разумеется, я не хотела отвечать на поцелуй: Но мой муж так замечательно целуется... Словом, заговорить я смогла не скоро. Мое предложение позвать Смайз, чтобы та помогла раздеться, было встречено в штыки. Взамен услуг горничной Эмерсон предложил свои. Я наотрез отказалась, заявив, что его метод раздевания превращает одежду в груду никуда не годного тряпья. Ответом на это вполне резонное замечание стали невоспроизводимые на бумаге хрюкающие звуки и изуверское нападение на крючки моего любимого домашнего платья...

Так-то вот, читатель. Я, конечно, ратую за откровенность во всем, но, если подумать, иногда конфиденциальность все же необходима.

* * *

К полуночи дождь стих. Только скрежет обледеневших веток о стекло нарушал тишину в спальне, да ветер стонал и буйствовал, точно разъяренный препятствием дух ночи.

Щека моя покоилась на груди мужа; гулкое биение его сердца звучало в такт моему.

– Когда уезжаем? – прошептала я.

Эмерсон зевнул.

– Следующий пароход отходит в субботу.

– Спокойной ночи, Эмерсон.

– Спокойной ночи, дорогая моя Пибоди.

Глава третья
I

Верите ли вы в чудеса, читатель? В сапоги-скороходы, ковры-самолеты и тому подобные диковины из сказок Востока? Разумеется, вы в них не верите. Но прошу вас – хоть на миг отбросьте свой скептицизм и позвольте волшебной силе слова перебросить вас через тысячи миль в уголок, столь непохожий на промозглую хмурую Англию, словно он возник на другой планете. Представьте себя сидящим рядом со мной на террасе каирского «Шепард-отеля». Небо слепит синью дорогого фарфора. Солнце расточает брызжущие ласки на богатых торговцев и попрошаек в отрепьях, на благообразных имамов в тюрбанах и затянутых в сюртуки европейцев – словом, на весь разношерстный люд, заполняющий площадь перед гостиницей. Вот мимо проплывает свадебная процессия под аккомпанемент бравурной какофонии флейт и барабанов. От любопытных взглядов зевак невесту скрывает нежно-розовое шелковое покрывало, края которого торжественно поддерживают четверо мальчуганов. Бедное дитя! Из рук одного владельца юная невеста переходит в руки другого, точно мешок с галантерейным товаром... Печально, конечно, но сейчас даже возмущение этим безобразным рабским обычаем не может умалить мою радость от возвращения в Египет. Я счастлива. Через несколько минут подойдет Эмерсон и мы отправимся в музей.

Лишь легкая рябь смущает почти зеркальную гладь моего настроения. Не тревога ли это за сына, оставшегося без материнской заботы? О нет, любезный читатель, вовсе нет! Мысль о том, что тысячи миль разделили нас с Рамзесом, наполняет мою душу таким восхитительным покоем, какого я не знала уже лет пять. Остается только гадать, почему это я раньше не сообразила устроить себе каникулы.

Я знала, что в доме любящей тетушки Эвелины ребенок будет окружен вниманием и заботой. Уолтер-старший, с неизменным интересом следивший за успехами в археологии своего юного тезки, пообещал заняться с ним изучением иероглифов. Каюсь, меня все же мучило чувство вины перед племянниками, детьми Эвелины и Уолтера, которым, как выразился Эмерсон, «предстояло пережить долгую, трудную зиму». С другой стороны, опыт общения с Рамзесом наверняка пойдет им на пользу.

Разумеется, отъезд в сроки, так оптимистично установленные Эмерсоном, оказался невозможным. Во-первых, надвигались праздники, а бросить Рамзеса в канун Рождества было бы верхом жестокосердия. Праздничную неделю мы провели в Элсмире, так что к моменту расставания поутихла даже отцовская скорбь Эмерсона. Он был сыт по горло рождественскими забавами юного поколения. Каждый из детей, за исключением Рамзеса, хотя бы раз объелся сладостями до тошноты, зато Рамзес подпалил елку, до смерти напугал няню показом своей коллекции рисунков мумий и... Нет, пожалуй, пора остановиться. Чтобы описать все подвиги Рамзеса, понадобилась бы отдельная книга. В последнее утро перед нашим отъездом его ангельская физиономия представляла собой весьма печальное зрелище. Рамзеса разукрасила кошка, которую он пытался научить размешивать лапкой рождественский пудинг. Пока кухня гудела от воплей кухарки и исступленного воя несчастного животного, виновник всей этой кутерьмы невозмутимо отмалчивался. А дождавшись наконец тишины, объяснил, что в канун Рождества всем положено помешать пудинг, иначе в новом году не будет удачи. И несправедливо, мол, лишать кошку ее законного права на счастье!

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 75
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?