— Ну тебя, Ларри. Много ты встречал в жизни людей с именем Толмидж?

Толмидж, в прошлом конгрессмен, теперь лоббист и знаменитый адвокат, ведущий дела предпринимателей, был профессором договорного права, когда Ларри и Мюриэл учились на юридическом факультете. Три года назад жена Толмиджа умерла от рака груди, и Мюриэл свела с ним столь же безвременная смерть мужа. Отношения у них были пылкими, но встречались они редко. У Мюриэл всегда так велось с мужчинами. Однако в последнее время они сближались все больше. У Толмиджа обе дочери учились в колледже, и ему наскучило жить одному. А ей нравилось силовое поле вокруг него — рядом с Толмиджем всегда казалось, что вот-вот произойдут эпические события.

— Ты в самом деле собираешься замуж за Толмиджа Лормена?

— Мы не собираемся заключать брак. Я говорила тебе, мне одно время представлялось, что такая маловероятная возможность существует. Теперь об этом не может быть и речи. Я только хотела объяснить тебе, почему не прибегу, когда ты свистнешь.

— Свистну?

Хотя разговор казался нелепым, Мюриэл охватило какое-то приподнятое состояние, казалось, она парит над этой сценой. Вознеслась над собой. В последние несколько лет у нее часто бывали минуты, когда подлинная Мюриэл казалась невидимой. Крохотной частицей чего-то существующего, но не обладающего зримой формой. В юности она была обычной беспокойной девушкой, считавшей, что весь мир основан на обмане. Мюриэл до сих пор не совсем преодолела это убеждение. Она знала, что в мире каждый думает только о себе. Поэтому ее и повлекло в юриспруденцию — прельщала та сторона роли адвоката, которая требовала разоблачать людское притворство. Однако те же самые взгляды мешали сближаться с другими.

Вот потому-то Ларри и возвращался к ней снова и снова — она знала его. Он был умным — более умным, чем приятным. Ей нравился его желчный юмор, нравилось, что он хорошо ее понимал. Ларри был рослым, с польской и немецкой кровью в жилах. С наивными голубыми глазами, большим круглым лицом и белокурыми волосами, уже начавшими редеть. Обладатель скорее мужественной, чем красивой внешности, исполненный примитивной привлекательности. Любовная интрига с ним представляла собой эксцентричную причуду, характерную для ее ранних лет, когда детская своенравность казалась мятежом. Но Ларри был женатым и полицейским до мозга костей. Теперь она повторила себе то, что сказала ему, — ей надо чего-то добиться.

Оглядев улицу и убедившись, что на них никто не смотрит, Мюриэл взяла его за пуговицу рубашки под спортивной курткой. Фамильярно дернула на прощание, это была просьба не сердиться. Потом включила стартер. Двигатель заработал, и ее сердце при воспоминании о деле забилось чаще.

По пути в аэропорт Дюсабль, где собирался продолжить расспросы о Луизе Ремарди, Ларри остановился в Пойнте взглянуть на один дом. Лет десять назад, после расследования убийства маклера по операциям с недвижимостью, Ларри взялся за реконструкцию домов и примерно каждые полтора года перепродавал их с немалой выгодой. Когда был помоложе, он смотрел на службу в полиции как на промежуточный этап. Эта работа ему нравилась, но, пока он не окончил юридический факультет и воспринял полицию как судьбу, он мечтал о более высоком положении среди властной элиты. Теперь все его устремления были связаны с недвижимостью.

Стоял теплый осенний день. Ларри разглядывал дом, который, как тайком сообщил ему маклер, будет объявлен к продаже на этой неделе. Пойнт, долгое время являвшийся прибежищем немногочисленного среднего класса афроамериканцев в округе Киндл, стал привлекать холостяков и молодые супружеские пары, искавшие недорогие дома поближе к Сентер-Сити. Большой дом викторианской архитектуры представлял собой сущий магнит для состоятельной молодежи. Он был разделен на квартиры, но многие характерные черты оставались нетронутыми. В том числе огражденные квадратные платформы вокруг башен, стоящих с обоих торцов, и забор из копьевидных железных прутьев, между которыми застревали пожелтевшие листья.

Кроме того, перед фасадом была большая солнечная площадка, где Ларри мог посадить циннии, настурции, георгины, гладиолусы, ноготки и хризантемы, чтобы цветы там были с мая по октябрь. Он открыл, что деньги, вложенные в насаждения, возвращаются в тройном размере. Как ни странно, садоводство становилось у Ларри, пожалуй, любимым занятием. Его дед по отцу был крестьянином в Польше. И любовь к земле передалась внуку. Ему нравилось, что это занятие пробуждает у него новые интересы. Среди зимы он думал о мерзлой почве, о гибнущих микробах и укрывающем землю снеге. Постоянно наблюдал за тем, под каким углом падают солнечные лучи. Каждый день думал, хочет дождя или нет. Под мостовой находится земля — он никогда не забывал об этом.

Время близилось уже к пяти часам, когда Ларри приехал в аэропорт. Оперативная группа, которую Грир собрал в ресторане «Рай», месяц с лишним осаждала аэропорт Трай-Ситиз, но, как и предвидел Ларри, Грир не смог руководить расследованием из управления полиции, находящегося в большом каменном здании Макграт-Холла. Управление представляло собой просто-напросто дворец средневековой архитектуры, полнившийся слухами о том, кто с кем трахается и какому недостойному подонку благоволит начальство. Никакой серьезной полицейской работы там не велось, все вечно брюзжали или болтали о политике. В августе агенты ФБР сочли, что взяли убийцу в Айове. Это не подтвердилось, но к тому времени почти все детективы вернулись к своим прежним делам. Поэтому, насколько Ларри мог судить, он один из оперативной группы по-прежнему писал отчеты о ходе расследования чаще, чем раз в две недели.

Луиза Ремарди оказалась настолько загадочной, что интерес Ларри к ней не остывал. Даже вскрытие возбудило вопросы о подлинных обстоятельствах ее смерти. Вокруг ее ануса Кумагаи обнаружил несколько поверхностных царапин с легкими потеками крови. Трупы не кровоточат. Ларри теперь считал, что она уступила первому сексуальному насилию, надеясь сохранить жизнь. Но что делал Джадсон, пока Луизу насиловали? Третья жертва, который в конце концов оттащил ее тело в подвал. Сообщник держал его под дулом пистолета?

Ларри остановил машину перед громадным административным центром, который недавно выстроила компания «Транснэшнл эйр». С появлением реактивных самолетов, не требующих длинной взлетно-посадочной полосы, «Транснэшнл» возобновила рейсы из Дюсабля. Пассажирами были главным образом бизнесмены и азартные игроки. Авиалиния предлагала билеты по сниженному тарифу в другие города Среднего Запада, в Лас-Вегас и Атлантик-Сити, самолеты летали туда круглые сутки. Программа имела поразительный успех. Три другие национальные авиакомпании купили себе права на полеты, и администрация окружного аэропорта санкционировала значительное расширение, надеясь уменьшить круглосуточную кутерьму в аэропорту Трай-Ситиз. Крупные сети ресторанов и гостиниц рыли неподалеку котлованы под фундаменты, а «Транснэшнл» недавно торжественно открыла новый административный центр на том месте, где пять лет назад находился заброшенный микрорайон. С фасада к зданию пристроили стеклянный портик. Это была типичная новая постройка — тонкие стены и яркое освещение. Модерн нравился Ларри не особенно.