ничего. Вызывали два раза, допрашивали, я всё про волков сказал, а больше ничего.

– Угрожали?

Петя пожал плечами.

– Вот упыри! – У Боцмана репрессировали деда и он ненавидел чекистов, как бы они ни назывались.

Выпили. Помолчали.

– А теперь второй вопрос: что у тебя с волками?

– Да тоже ничего… ну, то есть видел два раза волков. Больших. Общался с ними телепатически. Они сказали, что земля, на которой химзавод хотят построить, это их земля и что они будут убивать.

– К доктору ходил?

– Ходил! Все показатели в норме! – и только успел это заявить Петя, как у него сильно заболел живот. Он побежал в туалет.

– Вроде он в норме, – заявил Шершень.

– Он и к доктору ходил, – поддержал Роджер.

– В порядке Петя! – объявил Боцман.

– Согласен! – присоединился к большинству Толик.

Выпили за отсутствующего фронтмена группы. Однако минут через сорок Седых позеленел до синего и вызвали скорую. Довольно долго карета не могла найти в подворотнях базу. Боцман орал в трубку правильный маршрут, Шершень побежал на улицу, Роджер поддерживал Петю, а Толик разливал водку.

– Махни с солью, сразу полегчает.

Петя махнул, но не полегчало. Наконец пришли люди в синих униформах и с чемоданчиком. Врач и медсестра. Врач щупал живот и так и эдак, но не нашел признаков аппендицита. Тут ещё Петя вспомнил, что сегодня на базаре заточил шаурму. Врачи померили температуру и давление, сделали энцефалограмму. Далее врач решил, что это пищевое отравление. Медсестра вколола Нош-пу и медики уехали (от водки они отказались). Седых стало мальца получше.

Когда они вызвали такси и Петя поехал домой, он спросил у Толика:

– А выиграл кто?

– Жёлтенькие.

Петя так и не понял, кто стал чемпионом России.

А Веста не поняла его, по виду любимой женщины он понял – она зла, как сто чертей и ему полагается взбучка, поэтому Петя сделал жалостливый вид и рассказал, как отравился шаурмой и как ему плохо.

– А пахнет то водкой, – съязвила язва.

– Ну пробовали лечить водкой с солью, народный рецепт, потом скорую вызвали… – и чем он больше говорил, тем больше таяла Веста, а ведь она серьёзно хотела ему накатить. Пронесло. Но пронесло ли?..

На следующий день Пете лучше не стало, температура – высокая, живот – каменный. Утром третьего дня Веста глянула на мужика и сразу вызвала скорую. Петя посинел до черноты. Приехали врачи, уже другие и сразу же забрали Седых. С мигалками понеслись в больницу. В Приозёрске хороших больниц ровно две – первая и вторая, первая лучше оборудована, а во второй врачи ещё старой, советской школы. В этот день дежурной больницей числилась вторая, туда Петю и определили. Снова анализы и необычная просьба – побрить живот до самого низа. Петя брил там, где никогда до этого не брил. Не одно одноразовое лезвие на это извел. Волосьев было много, а опыта брить живот, наоборот, мало. А дальше его определили в палату и только-только он разложил свои вещи в тумбочку, как его попросили раздеться и в одних трусах уложили на передвижные носилки на колесиках. На лифте подняли на пятый этаж в операционную. На операционном столе Петя раскинул руки, как на кресте (руки зафиксировали, чтобы он ими не дирижировал). Далее ему что-то вкололи, а потом спросили тот ли он самый солист группы, что поет про волков. Петя не успел рассказать про свое житие бытие, как его срубило, последнее, что он помнил – рука поднесла к его лицу кислородную маску…

Лес с высокими деревьями, они уходят куда-то в бесконечность, они словно струны, на которых великаны играют громоподобный рок. Вся Вселенная – это струны, так очевидно! Почему физики об этом не знают? Откуда-то сверху по струнам-деревьям тёк и пульсировал свет, насыщенно оранжевый, как апельсиновый сок. Между деревьев что-то мелькнуло, что-то грациозное… светлая девушка-эльф… она звонко смеялась. Петя рванулся, чтобы её нагнать, но как бы он быстро ни бежал, эльфийка бежала быстрее и волосы её светлые развивались и маячили на недосягаемом расстоянии. Что-то кольнуло Петю. Он обернулся. Серая тень метнулась и спряталась за деревьями. Но краем глаза Петя засек волка. Большого, как трамвай. Так они и бежали – Петя догонял девушку, а волк догонял Петю. Лес закончился и они побежали по траве, а потом Эльфийка прыгнула с высокого обрыва и полетела, Петя прыгнул за ней и тоже взмыл в воздухе, люди летают, почему об этом не знают физики? Надо будет показать Серёге, а то ведь снова не поверит. А дуралей-волк остался с носом… но с носом ли остался волк?

Петя очнулся в реанимации, никак не мог сфокусироваться на лампочке и белом потолке. К нему подходила медсестра (которую он не видел, а только слышал) и говорила: «Седых», и уходила. Петя ничего не мог ответить – во рту торчала трубка для дыхания, горло ужасно пересохло и молодой человек почти сорока лет отроду ужасно хотел пить, руками дергать не мог – они были зафиксированы. И снова подходила медсестра и говорила: «Седых», и уходила. Через положенное время Петю освободили от трубок и на коляске вкатили в палату на шесть человек. С соседями повезло ещё двое молодых людей лежало с аппендицитом.

Седых позвонил маме, успокоил, потом позвонил Весте, успокоил. Потом сфоткал трубку, торчащую из живота и написал вКонтакте: «Благодаря дренажу, я похож на самогонный аппарат, из которого капает виски 38-летней выдержки :)»

Шутки кончились ночью, когда Петя проснулся и не понял кто он такой. Он понимал, что находится в больнице, он даже взял свой сотовый с подоконника, но телефон не мог помочь ответить на вопрос: «Кто я такой?» Такая хуйня случилась с ним – с кем??! – впервые. Он даже помнил, что ему – кому??! – нельзя пить. Он приложил чашку ко лбу, она была холодная, лоб горячий. Но чей это был лоб? Хотелось волком завыть на Луну!

На следующий день Петя мочил губы платком, который макал в кружку с водой. И звонил друзьям, коллегам и рокерам и всем говорил, что у него всё в порядке, но чтобы не приходили – он не хотел, чтобы его видели совсем разобранным. «Вот разрешат пить хотя бы компот – тогда и приходите и приносите вкусняшный компотик из чернослива!» – в очередной раз говорил он в трубку.

Разрешили воду. И это первое главное событие второго дня. А ещё пришла Веста, она принесла воду без газа. Она посидела на краешке койки, она расчесывала слипшиеся от пота волосы Пети