— Что еще новенького скажешь? — проворчала Белл.

«Каким-то образом мы трое — все женщины — оттолкнули его от себя и заставили уйти, размышляла Карен. — Или же он просто не привык тратить времени попусту?» Он был очень хорошим человеком. И Карен с грустью проследила, как его сутулая фигура в помятом костюме удалилась в направлении холла.

Тут вновь заговорила Белл:

— А теперь она покажет вам нечто на самом деле стоящее.

И обе дочери поняли, что она говорила о себе.

Лиза изобразила полную заинтересованность, но Карен со вздохом вернулась в спальню и села на кушетку. Рядом, на нижней полке кофейного столика, как всегда лежал альбом фотографий в кожаном переплете со снимками из раннего бруклинского периода их жизни. Белл не интересовалась ими и смотрела альбом не часто. Карен поглядела на альбом так, как будто видела его впервые в жизни.

— Как тебе нравится? — спросила Белл, вынимая костюм в стиле Дэвида Хейса, похожий на стиль времен королевы Елизаветы. Мать была вполне предсказуема. — Ты только посмотри на него!

Белл вывернула жакет подкладкой наружу, демонстрируя бирюзовый по черному узор ткани, симметричный черно-бирюзовому трафарету лицевой стороны.

Карен нехотя кивнула в знак одобрения, зато Лиза пищала от восторга:

— Это прекрасно!

Белл снова нырнула в чулан, и на короткий момент они с сестрой остались наедине. Лиза взглянула на Карен и шепнула:

— Позвони мне вечером домой. Расскажешь, что случилось.

Карен кивнула в знак согласия.

— Как ты думаешь, что она выбрала надеть в этот раз? — спросила Белл Лизу.

Карен напряженно проследила за удаляющимися женщинами. Как только те ушли, она быстрым, как выпад змеи, движением схватила с полки старый коричневый фотоальбом и положила его себе на колени. Затем резко раскрыла его на первых страницах, где были наклеены четыре старые фотографии, запечатлевшие свадьбу Белл и Арнольда. Карен внимательно изучила альбом раньше, поэтому теперь она быстро перевернула страницы, чтобы добраться до пакета из манильской оберточной бумаги, приклеенного к внутренней стороне переплета. В пакете хранились разрозненные фотографии, которые Белл не хотела вклеивать на листы альбома, но и не решалась выбросить. Из-за дверей чулана слышались восклицания матери и сестры по поводу какой-то одежды. Сейчас они позовут ее к себе.

Карен сунула руку в конверт, вытащила из него несколько черно-белых снимков, сбросила их себе на подол и поглядела, не были ли среди них те две, которые она искала. Один снимок нашелся сразу — она в младенческом возрасте и рядом еще двое детишек поменьше. Наверное, Белл взяла фотографии у родной матери Карен. На снимке Карен лежала на спине в детской кроватке, а рядом с ней была надувная резиновая лягушка. Карен вспомнила эту игрушку. Ведь несмотря на то, что фотография была черно-белой, она знала, что сверху лягушка была темно-зеленой, цвета листьев сирени, животик ее был зеленовато-желтым, а язык — ярко-вишневого цвета. Она помнила лягушку.

Найти второй снимок было труднее. На нем она чуть старше и стоит на пороге двери, в костюмчике в белую крапинку. Это тоже была черно-белая фотография. И опять Карен знала, что костюмчик в крапинку был ярко-синего цвета. Сколько ей тогда было лет? На снимке видна часть кирпичной кладки стены — значит, ее рост не превышал высоты шести рядов кирпичей. На простой, покрытой черной краской деревянной двери был виден номер 2881.

Карен схватила обе фотографии, затолкала остальные в конверт и едва успела сунуть альбом на место, как мать с Лизой вышли из чулана. Белл потрясала замшевой сумкой сиреневого цвета так, как если бы это была чаша Грааля.

— Посмотри, что она нашла! — торжественно проговорила Белл.

Карен пощупала фотографии, надежно припрятанные в кармане.

— Посмотри, что она нашла! — повторила Белл, и Карен кивком одобрила материнскую находку.

Автомобиль из Линкольн-Тауна подъехал к ее квартире на Вэст-энд-авеню. В заказе, который она сделала из дома матери, Карен договорилась, чтобы шофер ждал ее на Л. Ай. Р. Р.-станции. Оказавшись там, Карен вскочила в машину, прежде чем водитель смог выйти и, обойдя автомобиль, открыть ей дверцу. Забавно, но Джефри всегда настаивал, чтобы нанимали лимузин, и никогда сам не открывал дверцу машины. Карен же с равным упрямством настаивала, чтобы служба не присылала ничего другого, кроме черного седана, и никогда не давала возможности шоферу помочь ей выбраться из машины. Что это, влияние Арнольда? Или это различие между ними объясняется тем, где ты вырос, среди богатых или же в среднем классе. Наследственно богатые люди ничего не имеют против того, чтобы другие делали работу за них. У Карен же, наоборот, основные трудности состояли в том, что, по словам ее дорогостоящего делового консультанта, называлось «неумением делегировать ответственность». Тут она ничего не могла поделать с собой. Она делала работу лучше или быстрее других, а зачастую и то, и другое вместе, если она делала ее сама от начала и до конца. А она ведь нередко действовала именно так, поскольку только в этом случае была уверена, что задуманное будет сделано в точности, как она того хочет. И вообще, какого черта она должна сидеть запертой в этом проклятом линкольне, пока Джо, или Тим, или Мухаммед бегают вокруг него, чтобы открыть ей дверцу?!

Карен вышла у кооперативного дома, в котором они жили вместе с Джефри, прошла под навес зеленоватого цвета и добралась до двери раньше, чем привратник Джордж успел открыть ее.

Но, может быть, все дело не в ее неумении делегировать ответственность, а в безответственности других?

— Добрый вечер, миссис Каан, — весело приветствовал ее Джордж, оторвав глаза от журнала, который тайно почитывал, пряча в ящике конторки и тем самым нарушая строгий запрет на чтение в рабочее время.

За последние десять лет район Вэст-Сайда сильно облагородился, но по улицам все еще бродило много бездомных, а порой встречались и наркоманы. В Нью-Йорке от привратника требуется бдительность. Ей положено было донести на Джорджа за нелегальное чтение журнала, но она не будет этого делать.

— Здравствуй, Джордж.

Карен нажала на кнопку вызова лифта, прежде чем тот сумел пробежать по выложенному в черно-белую клетку мраморному полу прихожей. Она опустила руку в карман плаща и нащупала жесткие края спрятанных в нем двух старых фотографий. Их присутствие успокаивало ее, действовало как психологическое успокоительное. Дверь лифта открылась, и она вошла в кабину, отделанную красным деревом. Рука Джорджа в белой перчатке нажала на кнопку седьмого этажа.

— Спасибо, Джордж, — вздохнула Карен, и наконец сжалившись над ней, дверца лифта закрылась.

Карен проживала в этом доме с самого начала своего замужества с Джефри. После квартирки на Амстердам-авеню, которую она снимала до этого, перемена казалась разительной. Оплата кооператива была свадебным даром родителей Джефри, которые не одобряли ни Карен, ни выбор квартиры, ни район, в котором она находилась. Но больше всего их раздражал Вэст-сайдский адрес. «Что вас не устраивало на Пятой авеню или в Парке? — спрашивала Сильвия, мать Джефри. — Мы видели прелестную квартиру со спальней, которую разумно было бы снять. Раз уж вы завели семью, то вам нужно пространство». Но Карен настаивала на Вэст-энд-авеню, и Джефри поддержал ее. В то время Джефри нравилась роль борца.