смотреть некуда.

Он открыл глаза — да вот и она.

Он кричит, разинув рот, надрывается,

Где река надежд застыла молчком.

Он кричит, а в глубине уже знается,

Не услышит даже эхо ни в ком.

Путь неблизкий с безутешными мыслями,

А идти то, что ни день, все не в счет.

Но сомнения бездейственный миг сломив,

Он шагнул по глади скованных вод.

Книгу памяти листал с бойким шелестом,

А всей книге той цена — битый грош.

Только не нашел такого в душе листа,

Чтобы вырвать, да не кинуло б в дрожь.

3

Оттого и в голове помешалось все.

Он идет, усталость сводит с ума.

На колени хоть пади, снегу жалуйся.

Как предстала перед ним с неба тьма…

— Ты зачем сюда пришел, горе-молодец,

Прошагал реки надежд добру треть?

Иль отведать моего решил холода,

На видения ль мои посмотреть?

Тьма холодная красуется силою.

В сердце льдинками застыли слова.

Разговаривать с такой — дело милое,

Что лучиною огонь целовать.

Обернулась темень пропастью черною,

И обратно поманил к дому страх.

Он же, помня все волхвами реченое,

Твердо ей в глаза смотрел до утра.

4

Утром буйная кружится метелица,

И опять зовет вперед дальний путь.

Он идет, но словно бы не шевелится.

Он идет, а впереди только муть.

У кого в душе добро, тот тем греется,

Что надеждами полна голова.

Только если пустотою просеется,

То бессилен их целебный навар.

Так он шел, ступая мерно, до вечера.

Голова и легкой мыслью нема.

Будь что будет, все одно делать нечего…

Вновь предстала перед ним с неба тьма.

Он бы мерил страх обыденной меркою,

Да в сознаньи боль застыла скребя.

Обернулась тьма огромнейшим зеркалом.

Ужаснувшись, он узнал в нем себя.

Все как есть, с глазами усталыми,

Все как есть, душа открыта для глаз.

Не похвастаться делишками малыми,

Не достать из памяти напоказ.

Эх, чего там только в нас не намешано,

Но не только дьявол в нас, ведь и бог.

Он шептал чуть слышно: Господи, грешен я!

Пока утро не застало врасплох.

5

Белый свет, вокруг метелица рьяная

Словно буйностью торопит идти.

Шаг тяжелый у него, будто пьяный он,

Ни кровинки на лице не найти.

В грудь стучится сердца дикая палица,

Только лед трещит под шаткой ногой.

Время, словно едкий дым, разлетается.

Вот один час улетел, вот другой

Без досады все выносит терпение,

И метелицы каждый плевок.

Даже новое тьмы появление

Ни на миг не удивило его.

Вдруг как вкопанный он встал неосознанно,

Даже страх не звал привычно назад.

С черни неба двумя яркими звездами

На него смотрели чьи-то глаза.

Взгляд такой, что и от слез не избавиться,

Не унять усильем воли любым.

То ли образом любви он проявится

То ли пройденной до края судьбы?

Где-то там, давно затерянный смолоду,

В глубине сокрытых тайн и грез.

От него среди зимы и не холодно.

Да глаза хоть вырви вовсе да брось.

Словно сердцу больше ритма не выдюжить,

Словно тщишься пробудиться во сне.

И не в силах больше взгляд этот выдержать,

Вдруг безжизненно упал он на снег.

6

А чуть позже утро оцепенелое

Вновь осыпалось на реку надежд.

Солнце встало, высветив белое,

И на нем нелепый ворох одежд.

Пустота, и лишь кружится метелица,

Словно тянет все молитву о нем.

Там, где снег равниной белою стелется,

Будет след его мести день за днем.

Будет только тишина, мирным будет все,

И не тронет одиночества суд.

Даже белые волхвы не добудятся,

Даже белые волхвы не спасут…