Утро в Университете Магии всегда начиналось одинаково — над всем учебным заведением прозвучало нечто отдаленное песне соловья, только раз в десять громче. Но это ничего, к примеру в прошлом году это была свиристель, до нее канарейка, а вот до канарейки, как говорили, по утрам орал орел. Орлиный крик поднимал всех гарантированно и мгновенно, но сильно действовал на нервы и нежный слух аристократии, посему был заменен и с тех пор руководство университета экспериментировало.

Но сегодняшнее пробуждение разительно отличалось от обычного, потому что песнь надрывная соловья оборвалась на высокой ноте, и раздался раздраженный голос сэра Овандори:

— Студент Вачовски, еще раз повторяю — сейчас середина учебного года, мы не принимаем новых обучающихся. Отправляйтесь домой!

— Я сирота! — излишне пафосно, как на мой взгляд, воскликнул, судя по голосу молодой парень.

— И что это меняет? — начал закипать Овандори.

— У меня нет дома! — как-то даже торжествующе воскликнул парень.

— А мне какое дело? — откровенно взбесился секретарь ректора.

— У вас нет сердца?! — складывалось ощущение, что кто-то играет на публику и открыто пробует себя на актерском поприще.

— Представьте себе — нет, — издевательски ответил Овандори.

Мне, да и, наверное, уже всем, было уже очень интересно, что на это ответит пафосный Вачовски, но…

Пафоса не случилось.

Раздался легкий звон высвобожденного из ножен металла, и совсем иным, холодным, обманчиво мягким, с едва угадывающимися повелительными нотками голосом, студент произнес:

— А вам никогда не говорили, что ложь провоцирует сильное желание проверить полученную информацию?! Так, что вы там говорили по поводу сердца?

Я села на постели от неожиданности, да и весь университет, казалось, затаил дыхание, шокированный подобным поворотом событий.

— Уууберите кинжал! Откуда вы его достали вообще?! Это что, черный металл?! От него же раны не заживают! Я… вы… я…

— Так я могу пройти к магистру Аттинуру?

— Ддда-дда, конечно, не смею вас ззззадерживать.

— Вы очень любезны.

После чего вновь зазвучал соловей, но было уже поздно — все всё слышали.

И на лекции в этот день собирались, будучи крайне заинтригованными.

В столовую я теперь, при драконах, могла ходить, но не особо хотелось — есть под всеобщими взглядами дело не слишком приятное. Так что, свернув в служебный ход, я спустилась со второго этажа на первый и уже собиралась идти дальше, как вдруг услышала тихое:

— Тсс, Миладка.

Остановившись, огляделась и увидела стоящего в скрытой полумраком нише служителя Ношру, работающего одним из садовников в университете. Мы с господином Ношру были давно и хорошо знакомы, а в прошлом году я вылечила его дочь от чахотки, тогда то Имаджентеро и выучила. Просто ничего более слабого помочь ей бы уже не смогло, а университетский целитель помогать отказался.

Быстро подойдя к господину Ноштру, я уже хотела было спросить, что случилось, как мужчина, схватив меня за руку, притянул к себе, и развернул лицом к коридору, закрыв рот ладонью

Это было предусмотрительно.

Очень предусмотрительно.

Потому что, когда на пыльном полу начали отпечатываться следы невидимого зверя, я едва не закричала. Садовник же, держал меня ровно до тех пор, пока зверь не скрылся в проходе, ведущем в общий коридор и оттуда в столовую. Проходе, по которому собиралась пройти я!

— Это, — шепотом начал господин Ноштру, — появилось часа в четыре утра. По самой темени. Я чего внимание обратил — Айван Горски в саду ошивался. Сам. Ходил, но не курил. Ты же знаешь, Горски шмалит всегда, как печь прохудившаяся, а тут ни сигарки. Я и насторожился. Знаешь, напрягает, когда что-то идет не так, тревожит это. И стало быть, постоял там, неподалеку, за деревьями. Недолго стоял. Вскоре глядь идет мужик, и подошвы сапог его синим светятся, ну знаешь как охранительный ваш контур, когда первокурсниками были и столько силы в него вбухивали, что магические линии сверкать начинали, а вы до комнат ползком добирались от переутомления. Но не суть, Миладка. Суть то в том, что шел мужик, подошвы светятся, а следов — следов нету-ти, Миладка. Ни единого. Я так понял потому то и светилась у него подошва то. И знаешь, он такой подошел и спрашивает «Вещь ее есть?». Ну я-то сразу и смекнул, что о тебе речь-то, после всех то событий не догадаться сложно было. А Горски ему «Вот, перчатка ее». Перчатки-то твои где, Милада?

И руку убрал.

— Не знаю, — ответила, вспоминая что вчера не брала их, кажется. Или перчатки взяла, а варежки остались в комнате?

— Одна не ходи, — начал напутствовать господин Ноштру. — Зверь этот, кем бы он ни был, нападать при всех не станет, драконы же тут, но вот одной по служебным переходам ходить брось, опасно это. Идем, в столовую провожу.

И он проводил, по пути поведав о Тари, его доченьке младшей и девятой, что в эту зиму родилась, и о том, что студенты при драконах присмирели, никто больше по ночам кусты и молодые деревья никем не обламывает, так что налаживается, жизнь-то.

Я так не думала, я все время мысленно рисовала отпечатки невидимых лап и пыталась понять, какому зверю они могут принадлежать. То, что на нем чары не видимости, это уже понятно, но…

И тут мне стало не хорошо.

Потому что на нем не было никаких чар невидимости! И иллюзий тоже не было! Благодаря жемчужине от воздушника я свободно видела и через первое, и через второе, значит зверь не казался невидимым — он им просто был!

— Господин Ноштру, мне не в столовую, мне в библиотеку нужно, — остановившись, сказала я.

Садовник отрицательно покачал головой и наставительно произнес:

— Ты, Миладка, на всю жизнь запомни — завтрак самая важная трапеза за день, его пропускать нельзя.

— Сейчас библиотека важнее, — возразила я.

— Вот перекусишь и пойдешь, — не согласился господин Ноштру.

И уверенно довел меня до кухни.

А вот едва я дошла, миссис Иванна, главная по кухне, бросилась к нам и с тревогой спросила:

— Вы точно не ошиблись, господин Ноштру? Из наших никто зверя не видел, нету его в университете. Да и я, подавая завтрак магистру Аттинуру, грешным делом спросила, существуют ли звери не видимые. Он так смеялся, господин Ноштру! Его ночной колпак с головы упал, и сам магистр едва на постели удержался! Может нету, зверя-то?

Садовник, ничего не отвечая, прошел на кухню, подошел к господину Мойте, замешивающему тесто, игнорируя возмущенное восклицание последнего взял жменю муки из водруженного на стол мешка и резким движением бросил ее в угол между дверью и шкафом со специями.

И белая пыль муки высшего помола, медленно осела пятном в центре которого лежал громадный, в холке мне по грудь, чудовищного вида пес с острой длинной мордой.