– Мы смотрим на это с иной точки зрения. Кочевники Рейса десятилетьями устраивали набеги на нас и нанесли огромный совокупный урон, не говоря уже о множестве погубленных жизней. Естественно, что мы желаем получить отплату, возмещение ущерба. Простого мира недостаточно, граф Рейс должен понять, что теперь мы задаем правила, а не он. Тем более, в той ситуации, когда у нас есть…

Папа остановил его жестом. Я догадалась, что речь шла о письме. Что же за всемогущая бумага, тьма бы ее?..

– Ладно, доченька. Так или иначе, нам нужен ответ Уилласа. Без его слова мы не примем мир Рейса и не отвергнем. Но сам факт уступок уже радостен! Сделали шаг навстречу – сделают и второй, верно?

– Еще бы! – истово закивал лорд Косс.

– Хочешь чего-нибудь, доченька?

Я хотела. Кроме того, чтобы они забыли свое торгашество, хотела еще другого.

– Папа, сколько у тебя людей здесь и в столице?

– Воинов?

– Да.

– Человек полста.

– Можешь дать мне половину из них на месяц?

– Что ты! – папа засмеялся. – Хочешь взять штурмом Алеридан?

И вдруг сообразил, что я не шучу.

– Глория Нортвуд в беде, ей нужна моя помощь. Она в монастыре Ульяны Печальной, не знаю, в каком именно. А их в Империи двадцать четыре.

– Она не нуждается в помощи, – отрезал отец. – Я читал ее письмо.

– Нуждается, – сказала я. – Глория пишет: «вспоминаю мгновения, проведенные вместе, особенно – бал и прогулку в лесу». Это те случаи, когда я очень помогла ей. Намек на то, что и теперь нужна помощь.

– Намек?.. Хочешь сказать, Глория писала письмо тайком от матери?

Я именно это и сказала. Отец ответил:

– Если ты еще раз упомянешь это письмо, я отберу и сожгу его. Глория – дочь и вассал графини Нортвуд. По любым законам любой земли мы не в праве влезать в их отношения. Тебе это ясно?

– Мне также ясно, что она в беде.

– Я ей сочувствую, – сказал отец. – И ничего больше.

* * *

Меня выпустили на свободу и даже пригласили за общий стол с послами Рейса. Порадовалась бы этому, если б не двойное дно. Подвох вот в чем: я – не я, а живой намек, послание. Пока дикари упирались, меня не было в трапезной. Одни мужчины за столом, это значило: Литленд готов показать зубы. А теперь послы уступили – и вот, как символ оттепели, я снова сижу рядом с ними. Поощрительное яблочко для лошади…

Западники держались странно: как-то скованно. Нет, говорили они громко, как прежде, если смешно – хохотали, если хотели посмотреть – глядели прямо в глаза. Но чего-то им недоставало, я ощущала. Позже поняла, чего именно: послы не знали, что им чувствовать. Унижение ли от уступок врагу? Радость ли от будущего мира и успешного противостояния Северу? Злобу ли к отцу и лорду Коссу, что все тянут с ответом?.. Тем, кто жил при дворе, привычно испытывать много чувств одновременно, и какие-то из них скрывать, другие – показывать, а о третьих – говорить. Но западники были сбиты с толку. Мне стало их жаль.

После обеда прогуливалась во дворе, и меня позвали:

– На несколько слов, красавица.

Синеглазый Моран был не один, с ним вместе – граф, грозный Дамир Рейс. Заговорил именно граф:

– Моран сказал, ты – достойная девушка.

– А до его слов вы имели причины сомневаться?

– Ты – дочь Литлендов.

Граф не дал мне времени ответить на выпад и сразу продолжил:

– В день нашего приезда твой отец получил письмо из Фаунтерры. Мы видели, как прискакал курьер. Скажи нам, о чем письмо?

Конечно, я рассмеялась ему в лицо. Дамир Рейс оскалился, обнажив гнилые зубы.

– Твой отец и этот шакал Косс скрывают письмо, но ведут себя так, будто держат отравленный кинжал за спиной. Подают правую руку, а в левой сжимают клинок. Скажи мне, благородная, ты бы говорила с человеком, который так поступает?

«Благородную» он выцедил сквозь зубы, с презрительной насмешкой. Но и надежда промелькнула в голосе. Я растерялась.

– Мы не просим о подлости, – добавил Степной Огонь. – Лишь хотим поговорить честно. А здесь никто, кроме тебя, на это не способен.

– Не знаю, что было в письме, – честно ответила я.

Говорят, голуби влюбляются на всю жизнь, никогда не меняют пары. Я бы так не смогла. Есть чудовищная несвобода в том, чтобы принадлежать кому-то накрепко, пожизненно, как родовое владение или лошадь, или хуже: как рука или нога. Но есть в этом также величие жертвы. Лишь сильная душа способна на такое самоотречение… и тем больше тяжесть утраты.

Перед закатом две птицы прилетели в Лейси; шурша крыльями, уселись на жердь голубятни. В иное время я бы думала о любви и о себе, о странном и страшном времени, когда стану чьей-то пожизненной голубкой. Но сейчас и птицы имели двойное дно. Герцог Уиллас прислал ответ. Паук в центре паутины подергал за нити, передавая свою волю.

Позже, когда в небе стояла луна, новые птицы вспорхнули к небу. В чем был их смысл? …Боги, как можно так думать! Каков подтекст любви, в чем смысл птиц… Что со мною? Кем я стала?! Однако я думала именно так и понимала: смысл голубей – в их числе. Восемь.

Герцогство Литленд отделяет от Рейса священная река Холливел. На ней имеются четыре брода – я рассказывала тебе о них. При каждом броде – наша крепость. Когда хотят, чтобы известие было доставлено надежно, шлют двух голубей, а не одного. Отец отправил весть во все пограничные форты.

Мы готовимся к войне.

* * *

Что-то я делала в следующий день…

Все стерлось из памяти. Все, кроме ужина. О нем расскажу.

Граф Дамир не вытерпел, когда Косс поднял здравицу.

– Осушим чаши за наше будущее, озаренное теплом дружбы и крепкого…

Тогда граф поднялся и грохнул кулаком:

– Тьма тебя, хитрый змей! Девке своей льсти, а мне скажи прямо: принимаете союз или нет? Ни глотка с тобой не выпью, пока не ответишь.

Косс дернулся, но остался спокоен. Они с отцом, похоже, предвидели подобное. Поставил чашу, опустил руки на колени, и негромко произнес:

– Великий Дом Литленд обдумал ваше предложение, граф. Мы находим, что оно не выказывает ваших дружеских намерений в достаточной степени. Мы полагаем, будь вы истинно заинтересованы в союзе, выдвинули бы иное, более щедрое предложение. То же, которое заявлено сейчас, видится нам всего лишь формальной уступкой.

Граф посмотрел так, что даже меня пробрал мороз.

– И какой щедрости ты хочешь, шакалья душа?

– Ваши оскорбления…

– Тьма! Говори прямо, или мы уходим!

– Что ж… Мы желаем в свое безраздельное распоряжение половину Пастушьих Лугов.