наше время бывает по-другому? Нынче никто не может быть счастлив вполне.

Надо же, думал я, впервые не спросил, почему именно у нее такое настроение. От этого я улыбнулся чуть шире.

– Почему же? Может, просто для этого кое-что нужно.

Ее слова звучали как будто издалека. Казалось, что они слились с шумом за пределами машины; они падали мне на сердце, как дождь на стекло, и точно так же стремительно стекали вниз, исчезая и растворяясь во тьме, будто я смахивал их невидимым стеклоочистителем.

– Возможно, ты и права. Но ведь всегда будет чего-то не хватать, верно? – сказал я, поворачивая тумблер печки. Мария несколько раз водила плечами от холода.

– «Чего-то»? Скорее «кого-то».

– Пожалуй.

Наконец я полностью отвернулся от Марии и уставился в ночь, прорезаемую светом фар. Мой взгляд ни за что не цеплялся, устремляясь куда-то далеко-далеко, где в сыром мраке поднимались тени прошлого, в очередной раз пытаясь утащить меня в болото страданий по несбывшемуся.

…– А как ты вообще с ним познакомилась? – спрашивала одногруппница.

Я не обращал внимания на то, что творится вокруг. Весь я был поглощен работой над новым текстом – пошел уже третий лист, полный каракуль и зачеркиваний.

– На работе.

– Он пришел что-то покупать или тоже там работал?

– Работал.

– Забавно, кто-то же хотел скрыться от чувств, – усмехнулась девушка.

Тут я невольно начал прислушиваться…

– Я как раз устроилась на работу, чтобы сбежать от отношений и чувств, – она проговорила это тихим голосом, применив странную интонацию, будто в ней заключался глубокий посыл. Мне сразу показалось, что все смотрят именно на меня. – Поначалу очень даже помогало, но потом появился он.

Она проговорила это со вздохом досады или мне показалось? Почему она говорит это так тихо? Зачем она в принципе говорит это?

Я улыбнулся. Спокойствие, только спокойствие…

– «Чего-то»? Скорее «кого-то», – возникло в голове.

Забавно, думал я, она говорит точно так же, как когда-то говорил я. Насколько давно это было? Лет пять назад? Хотя нет, прошел всего лишь год. Странно, а кажется, что прошла целая жизнь…

Я свернул на более освещенную улицу. Мокрый асфальт переливался желтыми отблесками, как янтарь на солнце.

– Ты куришь? – удивилась она, указывая на пачку сигарет, лежавшую под ручным тормозом.

– Нет. Один товарищ как-то раз оставил; все никак не верну. Тебя угостить?

Она долго думала, после чего молча кивнула. Я остановился на светофоре и достал для нее сигарету.

– Ну что ты куришь? Marlboro. Говорят, отлично помогает во времена хандры.

Она ничего не ответила. Наверняка вспомнила ту сцену из «Служебного романа» с этой самой маркой сигарет. Это же наш любимый фильм. Вместе мы его так и не посмотрели.

Я дал ей огня. Небольшая вспышка на мгновение осветила ничего не выражавшее – как у восковой куклы – лицо. Наверное, в таких ситуациях необходимо спросить, как она себя чувствует, но меня мало интересовало это.

– Как поживает Антон?

Она вздрогнула и странно посмотрела на меня. Не то сухо, не то с испугом, не то с грустью. Казалось, что она не смогла подобрать нужную маску и потому надела все три разом.

Я так и не узнал, за какой из тысяч масок, которые она так умело меняет, находится настоящая Мария. Впрочем, на это мне тоже было плевать. Пусть этим бесполезным делом занимается кто-нибудь другой.

– Хорошо.

– Вы отличная пара.

Она отвернулась к окну, выпуская в щелку кисловатый табачный дым.

– Да…

Я точно должен думать о чем-то другом, но в голове была лишь одна мысль: «Странно, никогда не видел, чтобы она курила».

– Может, хочешь выпить? Я знаю здесь одно неплохое место.

– Скажи, почему все произошло так странно? – выпалила она, повернувшись ко мне. От неожиданности вопроса я чуть не въехал в машину, затормозившую у светофора.

– Я не могу ответить на этот вопрос. Я знаю лишь одно: все это было не зря. – Я открыл бардачок и достал оттуда небольшую книгу в темно-синем переплете. – Этого бы не было…

– …я понимаю, – оборвала она меня, вырывая у меня из руки книгу. – Я читала ее, ты же знаешь.

– Да.

Я хотел добавить «прости», но не стал.

Загорелся зеленый. Включил первую передачу; отпуская сцепление, нажал на газ – машина тронулась. Сильнее жму на акселератор – включаю вторую, третью, а затем и четвертую скорость. По встречной полосе с визгом проносится какой-то гонщик. Я оглядываюсь назад.

– Тебе не кажется это странным?

Я повернулся к ней.

– Что? Повтори.

Я соврал. Конечно же, я все услышал.

– Все это странно. Признание – отказ; признание – отказ…

Я посмотрел на нее. Это не ты ли говорила мне о том, что боишься искренних чувств и правды? Не ты ли не поняла, что нужно делать? Не ты ли потеряла себя среди сотен образов?

– Это жизнь. У нее очень больное чувство юмора. – Я вспомнил то, что происходило со мной летом и в начале осени, все эти приливы и отливы чувств. – Очень больное…

Она выбросила окурок в окно и разогнала рукой остатки дыма.

– И неужели все может так закончиться? Мы сожгли все мосты и теперь лишь друзья?

– Не думаю. Не стоит пятнать любовь дружбой.

Она грустно посмотрела на меня. Я двинул глазом в ее сторону, а потом вновь вернулся к дороге.

– По-моему, ты и сама это понимаешь. Мы общаемся, да, но разве это дружба? Ты давно для меня чужой человек.

Общаемся? Это громко сказано. Я лишь пару раз попросил повторить слова преподавателя, когда не успел записать, в очередной раз погрузившись в свои мысли.

– Ты прав. – Она немного помолчала, потом продолжила: – Все равно это как-то странно. У меня есть другой, а у тебя…

– …у меня есть я.

– Да, – как будто с облегчением сказала она. – А ты никогда не думал о том, чтобы попробовать все с начала?

Я остановил машину возле недорогого бара, в котором иногда бывал.

– Нет, – твердо соврал я, посмотрев на нее. Она грустно улыбнулась.

Мы вышли из машины. Дождь кончился. Бар оказался закрыт. Я тихо выругался.

– Что ж… – начала она.

– Да. – Я протянул ей руку.

Она дотронулась до моей ладони, но внутри меня ничего не отозвалось. Ничего не воскресло. Ничего не зацвело.

– Значит… Пока?

– Ты права.

Она посмотрела на меня.

– Все, что между нами произошло, очень странно и очень глупо. Я сильно к тебе привязан и, признаюсь, этим летом и в начале осени я хотел тебя любить. Именно «хотел». Я говорю все это, но внутри меня пустота. Ничего