Наконец она оказалась лицом к лицу с Дедом Морозом.

— Вот Клавочка хочет рассказать стихотворение, — сказала мама Деду Морозу и отошла в сторону.

Теперь Клавдия стояла одна среди незнакомых детей. Все смотрели на неё и ждали, а она молчала, потому что вдруг забыла первую строчку.

— Она не знает, — крикнул какой-то мальчишка, и все засмеялись. А Клавдия подумала, что теперь мама точно разлюбит её, и горько заплакала, растирая кулаками слёзы по щекам.

А потом мама увела её с ёлки. Всю дорогу домой мама была очень сердитой и говорила, что ей стыдно за то, как Клавдия вела себя и что она самая плохая девочка. Она даже называла её не по-домашнему Клюшкой, а строгим и непривычным именем Клавдия. И Клюшка решила, что, наверное, случилось самое худшее — мама разлюбила её. Она не понимала, почему Дед Мороз хотел послушать непременно её стихотворение, ведь на празднике было много других ребят.

С тех пор у Клавдии остался страх перед толпой. Она не любила шумных сборищ и избегала их, робела, когда приходилось выступать с кафедры, и терялась, как бы хорошо ни знала материал. Она предпочитала письменные работы устным ответам. Тогда можно было сосредоточиться и не думать о других.

После Дня города Клавдия шла в университет с особой неохотой. Она не знала, как вести себя с Наташей. Разговор с подругой предстоял нелёгкий. Они столкнулись в раздевалке.

— Привет. Ты чего вчера не пришла? — как ни в чём не бывало спросила Наташа.

Клавдия так растерялась, что сумела только пролепетать:

— Не смогла.

— Хотя бы позвонила, а то мы тебя ждали целый час, — с осуждением произнесла Наташа.

Это было ложью. Они ждали от силы пять минут, в течение которых Клавдия узнала много интересного про их с Наташей дружбу. Она собиралась уличить подругу в обмане, но для этого пришлось бы признаться, что она невольно подслушала разговор, поэтому Клавдия промолчала.

— Жалко, что ты не пошла. Было клёво. Оттянулись по полной, — продолжала Наташа.

— Мне показалось, что Витя против того, чтобы я с вами ходила.

— С чего ты взяла?

— Так, — пожала плечами Клавдия.

— Ерунда. Не обращай внимания. Пусть только попробует на тебя наехать. Парней много, на нём свет клином не сошёлся, а подружка одна, единственная. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, — улыбнулась Наташа.

К сожалению, знаю. Клавдия поражалась, насколько искренне звучала ложь в устах подруги.

Наташа продолжала:

— Сегодня я в полном ауте. Клюшечка, выручи. Дай списать английский, а то англичанка на меня и так зуб точит.

Наташа смотрела преданными глазами, в которых не было ни тени притворства. Клавдия не предполагала, что можно так искусно лгать. Она молча достала тетрадку и протянула подруге.

— Ты — душка, — привычно прощебетала Наташа и упорхнула переписывать упражнение.

Клавдия кляла себя за то, что, как всегда, не нашлась в нужный момент и не высказала Наташе всё, что думает. Но, в конце концов, может быть, так даже лучше. Она не любила ссор. Ей не хотелось нарываться на скандал с Наташей и тем более делать его достоянием всей группы. Пусть внешне всё останется, как прежде.

Из чрева рюкзака донёсся телефонный звонок. Клавдия раздражённо порылась в сумке и достала мобильник. Когда она была маленькой, мама по нескольку раз на день звонила удостовериться, что всё в порядке. С тех пор этот обычай вошёл в привычку. Когда-то Клавдия с нетерпением ждала этих звонков. По мере того как она взрослела, искусственная пуповина, связывающая её с матерью, становилась ненужной. В последнее время Клавдию стала раздражать навязчивая опёка.

— Да, — не слишком приветливо произнесла она в трубку.

— Привет! Это я.

Клавдия почувствовала, как кровь бросилась в голову. Звонил Савва. Только теперь она поняла, что, не отдавая себе отчёта, ждала его звонка. Она так разволновалась, что не сразу нашлась, что сказать. Впервые ей звонил парень. Конечно, Савва не был принцем её мечты, и всё же в жизни начинался какой-то новый этап.

— Привет, — с некоторой заминкой произнесла Клавдия и в растерянности замолчала.

— Я тебя от чего-то оторвал? — спросил Савва.

— Нет-нет, — поспешно сказала она.

Позавчера, когда они сидели в кафе и гуляли по парку, общаться с ним было легко. Темы для разговора находились сами собой. Возможно, причиной тому был бокал вина, а может, атмосфера царящего вокруг праздника. Но сегодня многое изменилось. Их разделяли улицы, дома, люди со своими проблемами и судьбами — целая стена, которая снова сделала простое общение невозможным.

— Ну что, готова работать? — неожиданно спросил Савва.

— Как? — не поняла Клавдия.

— Не как, а над чем. Над имиджем своим работать готова? — переспросил он.

— Ты это серьёзно?

— А ты думала, я шучу? Напрасно. У меня же с чувством юмора напряг. Так что, если ты не очень занята, собирайся, и приступим.

— Что для этого нужно? — спросила Клавдия.

Она и не заметила, как стена исчезла и ей снова было с ним легко.

— Только твоё желание. Можешь через час подъехать на «Октябрьскую»?

— Могу. А куда пойдём?

— В Центральный дом художников на выставку истории французской фотографии.

— Я думала, ты собираешься менять мой имидж, — усмехнулась Клавдия.

— Именно это я и собираюсь делать. Так что, идёшь?

— Да, — согласилась она, прежде чем вспомнила, что надо предупредить маму. Та очень удивится, если, придя с работы, не застанет дочери дома. Клавдия была завзятой домоседкой. Впрочем, маме можно позвонить.

Нажав кнопку отбоя, Клавдия ещё некоторое время сжимала телефон в руках. Кто бы мог подумать: она идёт с парнем на выставку. Конечно, это не настоящее свидание, но всё же и не экскурсия с мамой и её подругами.

Клавдия посмотрела на часы. Скоро у мамы должен быть перерыв между лекциями. Словно в ответ на её мысли, зазвонил телефон.

— Клюшка, как ты там? — раздался знакомый голос.

— Ма, я как раз хотела тебе звонить. Я собираюсь на выставку французской фотографии.

— Вот как? С каких пор ты интересуешься фотографией? — удивилась Антонина Павловна.

— Мы с Наташей идём, — солгала Клавдия, и сама удивилась тому, как легко ложь слетела с языка.

— Хорошо. Когда вернёшься домой, позвони. У нас двое преподавателей заболели, и мне придётся их подменить, так что буду не раньше десяти. У меня вечерники, — предупредила она.

— Не волнуйся. Ничего со мной не случится.