Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Увы, сержант, но мой хозяин с сожалением вынужден сообщить, что сегодня вечером он не принимает гостей, поскольку в его исследованиях наступил критический момент…
— Я не в гости сюда пришел, старик. Или доложи обо мне, или отойди с дороги и не мешай. Мне нужно поговорить с этими двоими.
— Там только один, — сказал Риз. — Видите ли, сержант, мастер Бошелен — ученый. Он не желает, чтобы его отвлекали…
Зарычав, Гульд попытался оттолкнуть Риза, но тот крепко стоял на ногах. Сержанта удивило, что в старике столько силы: а ведь глядя на него, и не скажешь. Но тут он увидел на правом предплечье слуги старые шрамы от меча.
«Проклятый ветеран! Терпеть не могу старых солдат — они ни перед кем не прогибаются».
Гульд отступил назад, положив руку на меч:
— Смотрю, ты готов из кожи вон лезть, Риз, защищая право своего хозяина на уединение. Но я сержант городской стражи и прибыл сюда не просто так, но как лицо официальное. Если и дальше будешь мне препятствовать, мигом окажешься в колодках. — Гульд напрягся, видя, как помрачнело и напряглось морщинистое лицо Риза. «Проклятье, с такими связываться опасно!» — Поверь мне, не стоит усугублять положение. Ты сделаешь только хуже.
— Если я впущу вас, сержант, — голос Риза напоминал скрежет гравия в полосе прибоя, — то меня, скорее всего, уволят. А я никак не могу лишиться места, сударь. Как вам известно, я не из числа особо везучих. Мне позарез нужна эта работа, и я намерен ее сохранить. Если у вас есть вопросы, возможно, я сумею на них ответить, а может, и нет, но войти я вам точно не позволю.
— Худов дух, — вздохнул Гульд, отступая еще на шаг. Он повернулся к управляющему, который беспомощно жестикулировал, издавая невнятные звуки. — Позови-ка моего капрала, Облер. Он ждет внизу у входа. Скажи, чтобы поторапливался и держал оружие наготове. Понял?
— Умоляю вас, господин сержант…
— Кому я сказал! А ну, пошевеливайся!
Писарь послушно поспешил по коридору.
Гульд снова развернулся к стоявшему с обреченным видом Ризу и тихо проговорил:
— Сейчас явится капрал. Тебя разоружат и свяжут. Шум поднимется такой, что слышно будет далеко. Никто не усомнится в том, что ты сделал все, что мог. Ни один хозяин, у которого достаточно мозгов, не найдет повода тебя уволить. Короче, делай, как я говорю, Риз, и тогда тебя не арестуют. И не убьют. В противном случае мы как следует над тобой поработаем, пока дух не испустишь, а потом для верности еще и прирежем. Ну так как, согласен мне помочь?
Риз безвольно обмяк:
— Ну ты и сволочь, сержант! Ладно, ваша взяла.
На лестнице раздались топот тяжелых сапог капрала и лязг ударяющихся о перила ножен, а затем послышалось его судорожное дыхание, и наконец появился он сам с побагровевшим лицом, выставив перед собой меч. Глаза парня изумленно расширились при виде спокойно стоящих сержанта и слуги. Гульд помахал подчиненному, и тот побежал к сержанту.
Гульд снова повернулся к Ризу.
— Ладно, — прошептал он, — сыграем поубедительнее.
Протянув руку, он схватил слугу за расшитый парчой воротник. Старик взревел, с силой лягнув ногой дверной косяк. Оттащив Риза в сторону, Гульд толкнул его к стене. Тут появился капрал.
— Приставь меч к шее этого подонка! — приказал Гульд.
Капрал с необычным усердием подчинился, едва не резанув Риза по горлу, пока встревоженный Гульд не отвел назад его руку.
В это мгновение дверь открылась. Появившийся на пороге человек лениво окинул взглядом происходящее в коридоре, затем посмотрел в глаза стражнику.
— Отпустите моего слугу, сударь, — мягко проговорил он.
Гульд почувствовал, как по его жилам пробежал холодок.
«С этим шутить точно не стоит», — подумал сержант и махнул рукой стражнику:
— Отойди назад, парень. — (Капрал в замешательстве подчинился.) — Убери оружие, — приказал Гульд.
Меч с шорохом и щелчком скользнул обратно в ножны.
— Вот так-то лучше, — сказал чужеземец. — Пожалуйста, заходите, сержант, раз уж вам так хочется меня видеть. Эмансипор, прошу с нами.
Гульд кивнул капралу:
— Жди здесь.
— Есть.
Все трое вошли в комнату. Риз закрыл за собой дверь и опустил засов.
Гульд огляделся. Заваленный кусками сланца стол, еще свежие остатки завтрака на стуле. («Странно, уже почти вечер», — подумал сержант.) Две незаправленные кровати, дорожные сундуки, из которых открыт был только один: сержант увидел внутри самую обычную одежду, наброшенную на ящик с каким-то оружием, и кольчугу. Остальные три сундука были надежно заперты. Гульд шагнул к столу, разглядывая сланец.
— Не узнаю эти руны, — сказал он, поворачиваясь к сурово смотревшему на него чужеземцу. — Откуда вы прибыли?
— Из далекой земли, сержант. Увы, ее название ничего вам не скажет.
— А у вас есть способности к языкам, — заметил Гульд.
Иностранец поднял бровь:
— Весьма умеренные. Как я понимаю, мой акцент вполне отчетлив.
— Как давно вы выучили клептский?
— Этот язык так называется? Я думал, это минорский.
— Клепт — остров, а Минор — город на нем. Я задал вам вопрос, сударь.
— Как давно я освоил ваш язык? Это столь важно? Что ж, отвечу… около трех недель назад. Пока мы плыли из Кореля, я нанял одного матроса, уроженца этого острова, чтобы он меня учил. В любом случае здешний язык явно похож на корельский.
— Вы чародей, сударь?
Чужеземец слегка наклонил голову:
— Мое имя Бошелен.
— А ваш спутник?
— Корбал Брош. Он освобожденный евнух, сударь.
— Евнух?
Бошелен снова кивнул.
— Среди народа, из которого он происходит, этой малоприятной операции подвергают всех рабов мужского пола. По очевидным причинам Корбал Брош предпочитает уединение, мир и покой.
— Где же он? В одном из этих сундуков?
— Я вовсе не говорил, будто он кого-то стесняется, сержант. Нет, в данный момент Корбал Брош за городом, он не переносит большие толпы.
— Где именно?
— Точно не знаю. Он… блуждает.
Гульд взглянул на куски сланца:
— Что это?
— Плоды неудачных попыток, сержант. Местный сланец обладает интересными минеральными свойствами — наверняка именно потому его использовали древние строители гробниц. Внутри его содержится природная энергия. И я пытаюсь ее… обуздать.
— Как долго вы намерены пробыть в Миноре?
Бошелен пожал плечами:
— Зависит от того, увенчаются ли успехом мои усилия. Естественно, — он слегка улыбнулся, — даже моему терпению есть предел.
Гульд почувствовал в словах собеседника