В самый разгар перестрелки возле Feldherrnhalle — никто так точно и не узнал, кто первым открыл огонь — человек, стоявший возле Гитлера, Эрвин фон Шойбнер-Рихтер, был убит. Гитлер бросился на землю, что в дальнейшем его недоброжелатели назовут проявлением трусости‹23›. Однако Эмиль Клейн категорически это отрицает, утверждая, что Гитлер «всегда» был храбрым. «Я всегда удивлялся тому, что Гитлера сопровождали в поездках всего два человека личной охраны, [и] он всегда ездил на машине с открытым верхом».

Людендорф продемонстрировал большую личную отвагу, продолжив идти через ряды полицейских и вывел на другую сторону площади, не получив при этом ни царапины. Всего в тот день было убито 16 сторонников Гитлера и четверо баварских полицейских. Значительно большее количество людей было ранено, среди них — Герман Геринг. После ранения в паховую область его вынесли с площади и, оказав первую медицинскую помощь, тайно вывезли через австрийскую границу в одну из больниц Инсбрука.

Гитлер был арестован через два дня после этих событий. Он чудовищно плохо руководил операцией. Не сумел после захвата пивной «Бюргербройкеллер» обеспечить надежной охраны фон Кару, фон Зайссеру и фон Лоссову. Не имел вразумительного плана на случай, если баварские руководители откажутся поддерживать путч. Более того, Гитлер не сдержал своего обещания покончить с собой в случае провала революции, и теперь находился под арестом баварских властей в ожидании суда. Все это как-то мало напоминало поведение «харизматичного героя».

Суд над Гитлером начался 26 февраля 1924 года в Мюнхене. С самого начала Гитлер выбрал тактику, которая со стороны казалась весьма рискованной — он не только признался в содеянном, но и, казалось, гордился им. Мало того, он открыто заявил на суде о том, какую роль он отводит себе в дальнейшей борьбе. «Я решил истребить марксизм», — сообщил он. И хотя, по его словам, раньше он был лишь «глашатаем», теперь он «требовал себе руководство в политической борьбе». В заключение он заявил, что является тем самым «героем», который спасет Германию: «Я требую, чтобы руководство организацией, в которой мы все испытываем потребность и к которой вы также внутренне стремитесь, должно перейти к герою, который, в глазах всей немецкой молодежи, призван для этого»‹24›.

Баварские сторонники Гитлера рассматривали его поведение на суде как свидетельство силы характера их вождя. «Я сказал себе, что Гитлер проявил себя отменно и вел себя достойно перед судом, — говорит Эмиль Кляйн. — Важно, чтобы человек мог постоять за себя, даже если он делает что-то не так. И у меня создалось впечатление, что на этом процессе Гитлер постоял за себя»‹25›. Судебный процесс широко освещался, и Гитлер впервые стал известен большому количеству людей по всей Германии. Многие, вслед за Эмилем Клейном, стали считать его человеком цельным, храбрым и отважным — фактически «харизматичным героем». В значительной степени это произошло из-за вызывающего поведения Гитлера на суде, обвинявшем его в государственной измене, несмотря на необоримые доказательства, что сам по себе переворот серьезно недооценивался.

Однако еще до своего выступления Гитлер знал, что судьи будут к нему снисходительны. Председательствующий судья Георг Найтхард уже однажды доказал, что симпатизирует Гитлеру и нацистам‹26›. К тому же Гитлер осознавал, что в принципе он может выступить с разоблачениями Кара и властей Баварии, которые оказались в откровенно щекотливом положении. Ведь разве Кар лично не согласился участвовать в «государственном перевороте» перед многотысячной аудиторией в «Бюргербройкеллер»?

Людей, посвященных в такие подробности, совершенно не удивил снисходительный приговор, вынесенный Гитлеру. Лондонская газета «Таймс» писала: «Весь Мюнхен смеется над приговором, который подтверждает, что заговор против конституции рейха не считается в Баварии серьезным преступлением»‹27›.

Гитлеру дали минимально возможный срок — пять лет — и выпустили значительно раньше его истечения: преступник получил условное освобождение на поруки. Однако и в тюрьме он не терял времени зря. Находясь в заключении, Гитлер строил планы и размышлял, как недвусмысленно выставить себя в глазах народа харизматичным «героем», чья «миссия» — спасти Германию.

Политический лидер, который хочет, чтобы его считали по-настоящему харизматичным, должен иметь вразумительное представление о будущем — картину мира, основанную на особенном понимании действительности. Согласно Максу Веберу, харизматичный лидер должен быть не просто героем, но пророком‹1›. В 1924 году Гитлер попытался изложить свои убеждения в книге «Майн кампф» («Моя борьба») и, несмотря на незрелость и ужасную манеру изложения, «Майн кампф» имеет первостепенное значение для понимания эволюции Гитлера как харизматичного лидера.

Тремя годами ранее Гитлер столкнулся с этой задачей, когда первые лица НСДАП стали носиться с идеей о сотрудничестве с профессором Дикелем, автором книги «Возрождение Запада». И хотя Гитлер задушил эту инициативу в зародыше и серьезно расширил с тех пор свои полномочия, его до сих пор тревожили воспоминания о том, как этот «интеллектуал» продемонстрировал ущербность его политических рассуждений. «Майн кампф» предназначалась, чтобы показать всем: Гитлер больше не является агитатором из пивной, он теперь — политический мыслитель с широким кругозором.

Эта книга, безусловно, представляет вниманию читателя связную картину мира, но от этой картины волосы встают дыбом. По Гитлеру, мы живем в холодной вселенной, где существует только непрерывная борьба. И если ты не можешь победить в этой борьбе, то заслуживаешь смерти. За жесткой реальностью борьбы между различными людьми за превосходство нет никакой моральной структуры. «Тот, кто хочет жить, — пишет Гитлер, — должен бороться, а тот, кто не хочет бороться в мире всеобщей борьбы, не заслуживают права на жизнь»‹2›.

А вот чему и вовсе нет места в «Майн кампф» — и этому факту до сих пор не уделяют должного внимания, — так это какого-либо внимания к христианству. Германия была христианским обществом на протяжении тысячи лет, и поэтому вера в христианского Бога, в искупление людских грехов и бессмертие души лежала в основе жизни миллионов немцев. Но в книге «Майн кампф» Гитлер оставил мало места для этих чувств. Позднее он будет вносить изменения в свои речи о религии в зависимости от времени и ситуации, но основные его убеждения выражены именно в этой работе. И хотя в одном-единственном предложении он упомянул о том, что «религию арийцев невозможно себе представить без жизни после смерти в той или иной форме»‹3›, суть книги заключается в полном скептицизме. Гитлер никогда не интересовался тем, какую «форму» может принять жизнь после смерти, он даже не задумывался над тем, верит ли он в это сам. Как следствие, читая «Майн кампф», мы видим, что, хотя Гитлер и допускал мысль о Боге как о Творце, он не признавал христианской трактовки рая и ада, а также — спасения каждой отдельной души. Этот анализ, как увидим позднее, подтверждается многими более поздними высказываниями Гитлера на эту тему в приватных высказываниях‹4›. Мало места отводилось в его трактовке и отдельной личности за пределами практического опыта «здесь» и «сейчас». Мы все животные и, подобно другим животным, имеем ограниченный выбор — уничтожать или быть уничтоженными.