Отец добродушно пожимает плечами.

– Может, дома?

– Шелковое платье – дома? – Пэт заносчиво вздергивает подбородок. – Ты что, не видишь, что ты ей потакаешь?

Отец молча намазывает масло на хлеб и ищет глазами горшочек с вареньем.

Пэт усаживается напротив.

– Когда я была в ее возрасте, ты меня никогда не баловал.

– Когда ты была в ее возрасте, шла война.

– И я все делала по дому для вас двоих! Мне приходилось считать каждый пенни, стоять в очереди в бакалейной лавке, накрывать стол к чаю, стирать и штопать. И никто никогда не покупал мне подарков.

Мэри не хочется, чтобы этот отцовский сюрприз привел к ссоре. Она встает и прикладывает ближний конец отреза к подбородку. Ткань струится к ее лодыжкам. Девочка надеется отвлечь сестру и отца от неприятного разговора. Она качает бедрами и смотрит, как по шелку бегут волны.

– Он волшебный, этот шелк. Прямо как бальное платье у Золушки.

Отец усмехается.

– А Пэт будет твоей феей-крестной и во что-нибудь его превратит.

Пэт хмурится еще сильнее.

– И когда же я время для этого найду, спрашивается?

– Найдешь, – говорит отец и с таким видом тянется за ножом, будто все решено. – А если останется, можешь и себе что-нибудь сшить.

– Если останется? – переспрашивает Пэт. – Я получу остаток?

Намазывая варенье на хлеб, отец с любопытством смотрит на нее.

– Ты же вроде не любительница наряжаться. Ни танцами сроду не интересовалась, ни музыкой.

– Я терпеть не могу шум и пьяных, но праздники мне нравятся.

– И когда ты в последний раз принимала приглашение на праздник?

– Когда меня в последний раз приглашали, ты хочешь сказать?

Отец мрачнеет. Пэт никогда не вела себя так дерзко с ним. Что с ней стряслось?

– Не помню, чтобы ты вышла из дома, когда соседский парень выкатил во двор мамашино пианино. – Отец звякает ножом по краю горшочка с вареньем с таким видом, будто выиграл очко и разговор окончен. – Пусть платье достанется той девочке, в которой есть огонь.

Огонь! Это слово отец произносил и раньше. И Мэри хватается за это слово. У нее огонь есть, а у Пэт – нет. Она сама знает это, да и всегда знала. Это что-то жаркое и дикое, что иногда пробуждает в ней желание выйти из дому и идти по дороге без остановки. Дорога всегда многое обещает: молочный коктейль в кафе «На углу», поездку на автобусе до «Тиффани» в день морского парада, чтобы посмотреть на танцоров, или даже (когда станет старше – она поклялась себе в этом) путешествие в Лондон.

Представить только ночь в гостинице «Empire Rooms» или в зале «Lyceum»! Биг-бенд играет так громко, что чуть крышу не срывает, а в зале – сотни человек. Незнакомцы останавливаются, заговаривают с ней… и, может быть, приглашают на танец. Ее определенно ожидают приключения.

– Ты домоседка, – говорит отец Пэт, мрачно разливающей чай по чашкам. – Тут и спорить нечего.

– А я? – спрашивает Мэри, опустившись на колени рядом с ним. – Я – мироседка?

– Беда ты, – грустно говорит ей отец. – Вот кто.

Кейти представляла себе загородный домик с розами около двери – разве не таким должно быть жилище бабушки? А дом Мэри оказался многоквартирным ступенчатым кондоминиумом, почти неотличимым от других на улице. Дома стояли в низине, а выше них проходил скоростной участок шоссе. Когда они вышли из машины, впечатление у Кейти было такое, будто мрачное небо нависло прямо над ними. Воздух пропах выхлопными газами.

– Я знакома с местными жителями, – сообщила Мэри, пристально глядя на дом.

– Ты здесь живешь, – сказала ей мать.

– Вовсе нет. Чушь какая!

Мать вытащила из сумочки конверт, который ей дали в больнице, и помахала им перед носом Мэри.

– А откуда тогда у меня ключи от твоей квартиры?

Но Мэри не обратила никакого внимания на ее слова. Она прошагала по дорожке к двери и постучала.

– Никто не откроет, – сказала Кэролайн.

– А Джек? – хмыкнул Крис.

Мать зыркнула на него.

– Прекрати! – Взглянув на Кейти, она добавила: – Присмотри за братом.

Кейти взяла Криса за руку и увела в сторону. Они сели рядышком на парапет возле дома. Мать вертела в руках связку ключей.

– А как это – быть мертвым? – прошептал Крис.

– Откуда я знаю?

– Как думаешь, там темно?

– Наверное.

– А как думаешь, другие мертвецы страшные?

Чтобы отвлечь Криса, Кейти посоветовала ему посчитать плитки на дорожке. Обычно он таким занимался сам, без принуждения, но на этот раз слушаться не стал и пристально уставился на Мэри.

Женщина подошла к окну и заглянула внутрь дома.

– Как тоскливо, наверное, там сидеть одному… – произнесла она рассеянно, не обращаясь ни к кому.

– Пойдемте, – сказала Кэролайн. – Дверь открыта. Все в дом.

Первой вошла Мэри. Она протиснулась мимо матери и пошла по коридору. Все остальные замерли рядом на ступеньках крыльца. Было душно и пахло чем-то сладковатым. Кейти задумалась: не так ли пахнет смерть? – и сглотнула подступивший к горлу ком.

– Входите! – позвала Мэри. – Входите и полюбуйтесь на всю эту красоту!

– А свет можно включить? – шепотом спросил Крис.

Мать покачала головой.

– Ни к чему электрическому даже не думайте прикасаться.

В полумраке трудно было что-то разглядеть. Кэролайн, Крис и Кейти осторожно прошли по прихожей и заглянули в комнату – похоже, в гостиную. У стены – диван, неподалеку от него расположился камин, у окна – стул с жесткой спинкой, в углу – старенький телевизор на тумбе. Но как только глаза Кейти привыкли к темноте, она разглядела стеллажи от пола до потолка, плотно уставленные книгами, стопки журналов на нескольких столиках и застекленный шкаф, набитый безделушками: масками, резными фигурками и яркими статуэтками. Напоминало благотворительный магазин. Камин был облицован резным камнем, а на подоконниках громоздились горы бумаг и корзинки с мелочами. К стене тут и там были прикреплены птичьи перья, на полу лежали подушки, к двери со стороны комнаты скотчем как попало приклеили вырезанные из журналов заметки. От жары становилось трудно дышать. Даже от ковра и штор тянуло затхлостью.

Мать это тоже явно заметила.

– Я открою окна, хорошо?

Мэри ходила по комнате и прикасалась к разным предметам с таким видом, будто никогда не видела их раньше. Она осторожно провела пальцем по верху каминных часов, бережно подняла двумя руками фарфоровую собачку и опустила на место. Подняла руку и звякнула хрустальными бусинами люстры.