речей, поколения, а к какому взываешь ты? Две дороги к торжеству справедливости, кормушка или убой, и все счастливы.

Революция, а меня тошнит. Я после праздника. Пытаюсь шутить и девок звать в баню. Заработанные деньги легко отдают невменяемые люди в счет будущих свобод и демократических преобразований. Революция бушует, пылает, коптит, в ней романтизм и горячая кровь, утром погаснут костры, останутся лишь одураченные и мертвые.

Пьяная дева, ты глупа и смешлива, моя любовь к тебе столь велика, что вся страна сгорит дотла, я не замечу. Моя родина начнется с твоей наготы. Именно ты, дева-пава начало мира простое, тебе хмельной мученице рожать тот самый великий народ, которому педикулезные прохиндеи засерут голову множеством вшивых идей. Ведущих только в рабство и мир насилия, я целую взасос, я за любовь.

И вот зачитан список обещанных подарков, которыми хотят напарить разгоряченную толпу, поверьте на слово, вас не обманут, не надурят, лжецы всегда держат слово свое. Власть падает, рушится, веселый народ обещаниям верит, они всегда выполнимы, вождь не соврет. Волшебство и чудесное исцеление, завтра поголовно всех ждет.

Свободный человек, творец-кузнец лучшей судьбы, прикройте срам веником и идите с богом домой, революция состоялась, ваша удача перезвонит. Таракан выползает из своей щели, шевеля усиками, он рефлексирует и познает окружающее его пространство, чтобы быть подло раздавленным тапком. Я делаю инъекцию, и остаточные явления покидают меня.

Нереально и здорово время течет за горизонт. Боритесь со мной, потрошите меня, я тоже буду огрызаться звериным оскалом. Расчеловечился, распластался на грязном полу, шепчу бредовые слова, младенцем улыбаясь. Я стал скотом, и страсти улеглись, превратившись в вечную жвачку.

Время безостановочно, новый солнечный день в свете которого парит пыль, слышна капель с крыш и многое, что приносят с собой постояльцы жильцы, во мне воцаряется тишина и умиротворение. Сон перетекает в жизнь, переплетается с судьбою.

Соседка странное и порядком одноклеточное существо, бьет поклоны и молится, молится, чтоб лоб напоминал раздавленный мозоль. Все за себя и о себе, выбрала тяжкую избранность или якобы крест. Мир в ее глазах мерзкая бездонная клока, она его ненавидит, молится вновь за себя, бьется лбом об пол, стены, шарахается в сторону завидя пьяного мужика и ей хочется плоти, любви.

Каждый день она передвигается в пространстве, уткнув взгляд ожесточенных глаз в пол, мне кажется, что она полна ладана и хлора, она мертвенно бледна и холодна. Где же любовь к миру, если ты вне его границ?

Был момент, один из тех не обдуманных, когда тебе есть о чем спросить другого человека. Каков твой мир? Ты можешь помолиться за всех нас? Попросить, чтоб он не гневался и почаще вразумлял на благое? На один день забыть о себе, и вспомнить о нас, которым, не узнать в спешке своей суетной ни молитв, ни паролей? Подарить один день. Улыбнуться искренне идущим тебе навстречу людям. Хоть на минутку попытаться любить остальных.

Теперь я пахну серой, у меня рога, копыта и хвост. Дуре есть о чем жаловаться и голоса ей что-то обязательно ответят, потому что я полон серы и адского огня, потому что в ее кипящем чайнике растворяются таблетки, о которых я тоже мало что знаю, пусть проверит крепость своего духа.

Какой будет 22ая весна? Какими окажутся люди, идущие в марте, будут ли это вообще люди, не окажется ли все под колпаком событий гремящих сейчас? Я имею такое намерение посетить тот весенний день, посмотреть на талый снег, прошмыгнуть в метро, потолкаться меж народа, послушать, о чем говорят и чего читают.

Вообще заново изучить, полюбить этот город, если в нем останутся загадки и тайны, интересные личности, спонтанные события, пробки наконец. Будет ли все это?

Приятная во всех отношениях муза посетила меня, звалась она мечтой, правда не переносит сигаретного дыма, а так чудо как хороша. После ее прихода комната наполняется солнечным светом и теплом тела пахнущего мятой и персиками. Я откупорил вино, любуясь закатом, и кругом воцарилась абсолютная идиллия без красителей и консервантов. Весна.

День перспективного людоеда

Когда-нибудь люди перестанут поедать друг дружку и наполнять смысл жизни этим безнравственным каннибализмом, вероятней, что это будут вполне травоядные времена и зеленая планета, быть может, станет таковой.

В черной, сырой, бездонной яме полной серых мышей, я доедаю филе ангела. Все будет съедено в свой срок, останется пустота и скупые следы в углу от моего пребывания. Мир будет поглощен и переварен, не это ли величайший мой след?

Зрите, это альфа мышь, превратившая вселенную в комфортную головку сыра для своего многоголового выводка, дошедшего до границ и уже высунувшего нос. Пусть господь убоится нашей вездесущей серости, и многочисленности, мы одолжили крылья свободы у саранчи.

Нас ведет голос повелителя мух, мы вершим величайшее пиршество тли. Мы дипломированные особи обеих полов, готовые к трапезе не особо брезгливые, мы перспективные людоеды, входящие в зарю этого дня, наши шаги тверды, как и намерения.

      Курский вокзал, возвращение в Богемию и прочее…

Если вы пассажир СВ вагона, эта история не для ваших ушей. Кушайте коньяк, как подобает без меры, а после засыпайте, вас разбудят именно там, где заказывали.

Сам факт, что ты наследный кронпринц Богемский, едущий с поприщ схоластичных в родную обитель, которая, увы, настолько мала, что собственно так и пишется, не заботит, тем паче не страшит ни одного мента во вселенной чертогов вокзала.

Самое располагающее к общению лицо в мире, вещает медовым голосом – Предъявите ваши документы. Бледность поговаривают, присуща аристократам, и вы бледны не обнаружив в карманах документов, и тут – Миль пардон, глубокоуважаемый служитель закона, мой чертов лакей где-то заплутал средь лабиринтов тех, что зовутся метрополитеном.

Что ж – отвечает этот вершитель судеб в погонах сержанта. Тогда пройдемте сударь с нами, в нашу скромную обитель зовущуюся участком. Изучим так сказать поближе ваше генеалогическое древо, дабы знать наверняка, кому мы собственно жмем руку. Таков наш службы долг, уж извините вы покорнейше нас.

Извольте, закон для всех един – ответствую его словам, преглупый я дурак. Ну, выпил я чуток, но не в шторме ж брел утлым челном, и повели меня, как подобает персонам ранга моего, под белы рученьки.

Весь тот не долгий путь к казематам я все глазел, как вообще народ живет, какими он помыслами-то движем, и скажу вам честно,