– Ты правда думала, что я, блядь, тебя не узнаю? – припечатывает с приглушенной яростью.

Остановка сердца. Смертельная пауза. Резкий, не менее убийственный запуск. Становится больно от того, как его разрывает.

– В смысле? Когда? – пищу с трудом.

– Когда целовала меня.

И у меня не просто сердце останавливается… Кажется, что душу из тела выбивает. Врезается она в потолок и, просясь на волю, принимается отчаянно толкаться в бетон.

Натужное движение грудной клетки и мощные удары сердца за моей спиной лучше любых слов свидетельствуют о том, что и Чарушину непросто дается этот контакт. Но, увы, меня это не успокаивает. Буквально в панике бьюсь.

– Я не… не… – закончить не получается.

Артем совершает какое-то стремительное движение, и в следующее мгновение уже подминает меня под себя. Шпарит своим жаром все мое тело. Твердостью вбивается между ног.

Я задыхаюсь. Захожусь в каком-то конвульсивном припадке еще до того, как он шепчет:

– Ты промолчала. Правил нет. Вседозволенность.

До основания…

© Лиза Богданова

Возразить ничего не успеваю. Распахиваю губы, когда горячая ладонь Чарушина ложится мне на шею. Увесисто давя на горло, выбивает из моего нутра остатки воздуха. Все из меня выжимает, прежде чем начать заполнять собой.

Язык. Влага. Жар. Вкус. Лижет.

Мое тело выдает очередные судороги и выписывает новые фигуры на простынях. Я загораюсь. Хватая трясущимися пальцами Чарушина за шею, тащу и его в это пламя.

Глаза в глаза. Он меня стирает.

Страшно, но… Вдыхаю. Принимаю тот факт, что после сделать вид, что это была не я, уже не получится. Больше не получится. Мы у границы.

Хочет стереть?

– До основания… – требую отчаянно.

Он моргает. Медленно. Затяжно. Гипнотически. Клубится дым в его грешном раю.

Сама себя не узнаю, но я готова оттяпать кусок этой территории. Несмотря ни на что.

– Отдай… – не верю, что говорю это.

Понимает ли он? Понимает меня? Понимает?

Понимает.

Сжимая челюсти, сдавливает крепче мое горло. Бьется пахом мне в промежность. Я крякаю и что-то хриплю. Он запечатывает мой рот.

Целует.

И все… Я себя теряю.

И до этого ощущала особую энергетику Чарушина. Безусловно, ощущала. Однако сейчас она натуральным образом на полном ходу врывается прямо в меня. Закручивает внутри бешеную бурю эмоций. Доли секунды, и там все пылает. Хлипкая, дрожащая, взбудораженная – вся в его власти.

Так хочу, чтобы он меня целовал. Так хочу! Мы уже в процессе, а мне все мало. Чарушин пожирает мой рот, а я не могу утолить свой голод. Его больше и больше. Я в шоке и в ужасе, но эти, казалось бы, сильнейшие эмоции успешно подавляются другими чувствами.

Любовь. Страсть. Тоска.

Не оставляй меня… Не оставляй меня… Не оставляй…

Артем будто слышит все, что творится внутри меня. Считывает. Собирает. И терзает еще яростнее. В любви жадность не порок. Он целует так, будто со всех цепей сорвался. Словно правил, и правда, нет. Их нет, конечно. Нет. Это не просто вседозволенность. Его действия – это беспредел. Катастрофа. Армагеддон. Потому что Чарушин не только целует меня. Он пробирается в душу. Но у меня нет никаких сил, чтобы противостоять.

Трогаю, скольжу ладонями везде, где получается дотянуться. Его шея, его плечи, его спина, его руки – мои. Каждый сантиметр упругой и жаркой плоти. Мышцы дрожат и перекатываются – так Артем реагирует на меня. На меня! Сейчас ведь точно понимает, кого целует. Да и тогда, как выяснилось, понимал.

Что это значит? Что?

Давление с моей шеи исчезает. Чарушин выводит по ключице какую-то щекотную дугу и проскальзывает ладонью в вырез майки. Сгребая грудь, зажимает между большим и указательным пальцами сосок и доводит меня до бурного затяжного тремора.

Я все это помню. Но, Боже мой, прямо сейчас это ощущается так остро, что мне хочется кричать. Хорошо, что рот Артема не пропускает ни один звук. Вбирает в себя все, что выдаю.

«Мы не продержались три дня…» – стучит в моей голове.

Что это значит? Что?

Губы… Горячие, требовательные, любимые.

Дыхание… Рваное, громкое, учащенное.

Движения… Напористые, жадные, суматошные.

Язык… Стремительный, хлесткий, беспощадный.

Я взлетаю, как ракета. Расщепляюсь в воздухе на миллионы горящих частиц. Осыпаюсь метеоритным дождем.

Просто потому что это он.

Он… Он… Он…

Его вкус, его запах, его жар – мое все.

Охлаждение всех перегретых частиц происходит, когда Чарушин начинает стягивать с меня шорты вместе с трусами.

Дергаюсь, чтобы разорвать поцелуй. Только хватанув губами воздух, осознаю, что они распухли и воспалились.

– Что ты делаешь? – выдыхаю, растерянно глядя Артему в глаза.

– А ты что хотела? Думала, будем только целоваться?

Да, думала. Но озвучить это не пытаюсь. По предварительному раздраженному тону Чарушина осознаю, насколько это смехотворно.

– М-м-м… Артем…

– Молчи! – и взглядом таким прижигает, что меня дрожью бьет.

– Не надо… Я не могу… Я не могу, потому что у меня месячные… – к жару возбуждения примешивается огонь адского стыда.

Не уверена, что это единственная причина. Я с трудом представляю, что со мной будет, когда он войдет в меня. Как минимум, стоит это обдумать. А думать я сейчас не способна.

Что делает Чарушин? Вызывая очередную вспышку потрясения, бесцеремонно просовывает руку мне в трусы и трогает меня пальцами. До того, как нащупывает веревочку тампона, обмен взглядами между нами случается убийственный.

Он прищуривается, утопая в обилии соков моего желания. Я пытаюсь делать вид, что это нормально.

– Не проблема, – выдает и слегка натягивает нитку. – Я уже был в твоей крови.

– Что?.. Боже, Артем… – язык путается, будто я пьяная. Отчаянно пытаюсь стиснуть бедра. Но с Чарушиным между ног это, конечно, нереально. – Остановись, правда… Я не… Мне сейчас нельзя, понимаешь? Есть проблемы, и врач говорила…

Он не дает мне закончить. Тяжело и сдавленно вздыхает и резко поднимается. Причем не просто откатывается на свою половину, а полностью сходит с кровати. Хватает спортивки, натягивает их и стремительно покидает комнату.

Дребезжащий хлопок двери. Удаляющиеся шаги. Моя минусовая дрожь.

Какое-то время лежу неподвижно. Смотрю в потолок. Стараюсь там что-то разглядеть в темноте. Притискивая ладони к животу, попутно пытаюсь унять спазмы и пульсацию.