– И как все это добро перетаскивать? – спросил молодой.

– Ручками. Чай не барин. Провиант выкладывай, загружай, и к вечеру управишься.

– Что ж я один? – недовольно пробормотал молодой.

– Один, один. При таких-то харчах… У воды сложишь, а там вдвоём и забросаем. Я вечером буду.

Молодой мялся в нерешительности, то ли лень было работать, то ли не хотелось оставаться одному.

– Если здесь этого добра, – сказал он, кивая на груду поделочных камней, – так много, что ж новая власть здесь артель с толком не наладит?

– Что новая власть, что старая. Учёные люди давно здесь всё облазили и изучили. Жидковато здесь для большой артели или фабрики какой. А для нашего брата – в самый раз. Камней здесь уйма, и главное – разные они, на любой вкус. Только б не мешали, а то повадились.

– Это те – из Феодосии? Что рыб кормят? – спросил молодой.

– И те, и эти. Одного к берегу прибило. Будь они неладны. Теперь ховаться надо…

Старший болезненно покривился и попытался размять спину.

– Местные говорят – гад их, – не совсем уверенно произнёс молодой.

– Говорят-говорят. Сколько я живу, столько и говорят. Море, оно чужих не любит. Сидели б дома и на чужое б хавалки не раскрывали. Делом надо заниматься. К вечеру чтоб управился. А этот я с собой возьму. Ох, хорош.

Старший, болезненно охая, наклонился и взял из груды крупный камень.

– Это и есть яшма? – спросил молодой.

– Дурья твой башка, это оникс, – назидательно пояснил старший.

– И много за него дадут?

Старший тяжело сокрушённо вздохнул и бросил на напарника безнадёжный взгляд.

– Много. И прокурор добавит. С камнями этими работать ещё надо. Это тебе не алмазы-изумруды. Нагрузил мешок и – за границу. Тут ещё столько труда приложить надо…

Кирилл решил, что уже пора. Коленки тряслись от напряжения, да и страшновато – что у них на уме? Он развернулся и тихонько стал пробираться к выходу. Мокрые камни – скользкие, надо осторожно. И все же оступился. Было бы полбеды, если б споткнулся, нет – свалился, как куль с телеги – шумно. И море словно на мгновенье затихло… Вот досада!

Незнакомцы прислушались. Мальчик вскочил и побежал. До выхода было шагов пятнадцать – немного, и он бы преодолел это расстояние за считанные секунды. Но поскользнулся, опять упал. Стало страшно.

Артельщики наконец сообразили: они здесь не одни. Побежали довольно неуклюже на звук, обогнули камень, увидели нарушителя покоя.

– Ну, нечистая, – выдохнул старший, – не вовремя, бери его, Сеня!

Оба бросились вслед. Возможно, сыграл свою роль охотничий инстинкт. Ибо если их обоих в тот момент спросить, зачем им мальчишка, вряд ли бы они смогли объяснить. Поймать, и всё, а там посмотрим. Они не были кровожадными бандитами или хранителями уголовного общака. Артельщики – и не более.

Мальчик выскочил из грота, на волнах покачивалась лодка. Их лодка. Как тут быть? Бежать вдоль берега – догонят или пешими или на лодке, двое их. Прыгнуть в лодку – пока туда-сюда – не успеть. Да и лодку чужую взять – большой грех. Тут даже свои, местные, по головке не погладят, так вздуют. А об артельщиках и говорить не приходится. Кирилл остановился в замешательстве, его состояние приближалось к паническому.

И тут он действительно испугался. Из пещеры донеслись дикие крики.

Мальчик побежал вдоль обрывистого берега по скользкой гальке, упал, встал, опять упал, встал. Добрался до малозаметной отвесной тропинки, спускающейся к воде, стал карабкаться наверх, сдирая в кровь коленки и отчаянно помогая себе руками.

Звонок. Смотрю – Иван. Что ж на этот раз? На этот раз Иван без всякого вступления бодро сообщил:

– Привет! Я нашёл. Глеб – гений.

И тишина. Видимо, он ждал, что я разделю его восторг. Я бы не прочь, но опять, опять ничего не понятно. Пауза затянулась.

– Насчёт гения – не сомневаюсь. А вот по поводу находки… Не соблаговолите ли, господин кризис-менеджер, пояснить, какова ваша находка и насколько она велика и значима.

– Я нашёл Смагина.

М-да, подумал я. И закралась мысль: вот эти все звонки, утопленники и галюки, имеют ли они лишь, так сказать, внешнее происхождение? Может, все проще? Что тут ответить? Я подумал и ответил?

– Ну и как он?

– Представляешь, старина, он умер.

– И когда похороны? – только и спросил я.

– Ты знаешь, старина, поздно – уже похоронили.

Скажу откровенно, на многое в плане интеллектуальном я не претендую. Но и не идиот, хочется надеяться. Но как в такой ситуации быть, что сказать, как себя вести? Дар слова покинул меня. И самое, как ни странно, печальное в данном случае было то, что и Иван не был идиотом. Может, действительно он – того? Устал, переволновался…

Могла быть ещё одна причина столько странного поведения. Глеб, к большому сожалению, прикладывался к бутылке, и довольно серьёзно. Мог он втянуть в этот пагубный процесс и Ивана. Во всяком случае, я бы этому не удивился. Хотя бы по той причине, что однажды я эту парочку в соответствующем состоянии наблюдал. Надрались они тогда здорово и как-то, я бы сказал, сурово. Именно сурово. Ни раньше, ни позже этого случая я не видел такого тяжёлого взгляда Ивана. В нём было что-то отчаянно звериное. По какому поводу они так лихо сошлись во мнениях на тайны мирозданья, я не знаю. И мне об этом доложено не было. Тогда я понял, что этих двух ребят связывает некая нить, имя и суть которой мне знать, по их мнению, вовсе не обязательно. Но хотелось бы. Но вернёмся к нашему разговору.

– Не думал, что в лучшем мире мобильная связь в небесах так же эффективна, как и на бренной земле! – твёрдо заявил я.

Было слышно, что Иван с кем-то разговаривает. Дискуссия была смешливой и оживлённой, но содержание её по причине слабой слышимости не было понятным. Наконец Иван заговорил:

– Глеб сказал, что я дебил. Возможно, он прав.

– Он что – тоже того, отошёл? – спросил я и подумал: это ж сколько надо принять. Ну, Глеб – понятно, но Иван – он же не любитель, не сторонник и почти враг «зелёного змия».

– Нет, – пояснил Иван, – он объяснил мне, что я себя неправильно веду, неправильно излагаю информацию.

– Думаю, что он прав. Давай по порядку, – закипая, попросил я.

И он объяснил – довольно быстро и доходчиво.

Попутно я должен дорисовать картину происходящего. У Ивана с Глебом странный союз. Сказать, что он дружил с Глебом, значит, ничего не сказать. В этих отношениях главенствовали не банальная пионерская дружба, не тесные приятельские отношения, не служебные тёрки или схожесть взглядов на эзотерические философские концепции. Это была дружба в истинном, возможно, забытом смысле этого слова, дружба молчаливая, упрямая и настолько мотивированная, что, похоже, ничто не могло её разрушить, потому что неизвестное мне прошлое спаяло её как древний цемент.