Почти. Серега любил до безумия своего ангелочка. Он гладил Машеньке блузки, готовил завтраки, заботился о ее дочке больше, чем о своем сыне от первого брака.

Серега жил и дышал Машей.

Маша хорошо относилась к Сереге, но она не то что бы не любила, нет, просто считала его вторым ребенком.

Любимым. Но ребенком.

Она постоянно говорила о нехватке денег, ужасной квартире, бесперспективном будущем.

Однажды, когда Серега сорвался и запил, она выгнала его из дому.

После этого три дня Серега жил в подъезде, буквально на половике у двери ее квартиры, и продолжал пить. Когда Маша втащила его, бессознательно-пьяного, в прихожую, он повторял как заклинание: «Ты моя любовь! Ты моя жизнь!»

Потом как-то вдруг все наладилось.

Серега ушел из банка, взял в лизинг грузовую «Газель» и занялся перевозками. Через год у него уже была небольшая фирма, четыре «Газели», один «бычок», штат водителей и грузчиков.

Он купил Маше норковую шубу, колечко с бриллиантом и почти накопил на новую квартиру. Маша расцвела, а ее подруги в банке стали ей открыто завидовать, тем более что…

Второй раз Серега умирал душной июньской ночью.

Маша, любимая и желанная, безмятежно спала рядом. Он смотрел на нее, и его сердце останавливалось от нежности к ней и мысли, что она уже не его.

Она изменила ему. С начальником охраны банка.

Маша не удалила ЕГО смс. Серега, который всегда ее ревновал, прочитал их вечером, пока она принимала душ.

Утром, надеясь на чудо, он спросил. Она ответила. Правду.

Что любит ЕГО. Что ОН – тот мужчина, о котором она мечтала всю жизнь. Что все равно уйдет от Сереги.

Вечером Серега напился. Один. В своем маленьком кабинете.

Он позвал диспетчера Риту, которая была неравнодушна к высокому, широкоплечему и ясноглазому начальнику, долго целовал ее, ласкал ее крепкую, ждущую грудь… Но ничего не случилось.

Всю следующую неделю, каждый день, часами, Серега спрашивал Машу: «Почему? За что?», но та только молча смотрела на него глазами, лучащимися любовью к ДРУГОМУ.

Ночами Серега запирался в ванной и выл.

Через неделю он выпил все таблетки, которые были в доме, и уснул.

Он не слышал, как Маша пришла домой и, почувствовав неладное, стала будить его. Он не слышал, как она звонила ЕМУ и просила, чтобы помог с больницей, как друзья тащили его стокилограммовое, теряющее жизнь тело по лестнице, запихивали в машину, как летели, нарушая все правила дорожного движения, в областную больницу.

Он просто открыл глаза в реанимации и подумал, что умирает.

Он прощался с жизнью, ставшей пустой и никчемной без Маши, словно смотрел окончание любимого сериала.

…Вот кинокамера показывает окно, обрамляющее картину разгара лета, вот она отъезжает, и мы видим соседа слева, подключенного к аппарату искусственного дыхания… медленно белый потолок, кафель на стенах и на полу и, наконец, крупным планом… задница.

Такая аппетитная, круто-крепкая, сексуальная задница в розовых стрингах!

Дело в том, что медсестра, юная и задорная, убирая судно под кровать, не присела, а просто нагнулась.

Короткий, по случаю лета, белый халатик делал этот кадр находкой для порнофильмов.

Серега очумел. Уже ушла сестричка, уже сменили бутылочку на капельнице, а у него перед глазами стояла эта сочная задница в розовых стрингах!

Он вспомнил, что когда ЭТО произошло у них с Машей в первый раз, на ней были такие же розовые полосочки, которые унесли его в космос, сделали «ласковым и нежным зверем» – так шептала Машенька, целуя его контуженную голову.

Как же ему было хорошо с ней! Как же жить дальше без нее?! Зачем?

Мысли о Маше и о загубленной жизни не могли отогнать порочно-сладкое видение.

Вдруг Серегу бросило в холодный пот, – он ощутил мощную, небывалую эрекцию, а когда засунул руку по одеяло, чтобы сравнять «холмик», постыдный для реанимационного отделения областной больницы, неожиданно бурно кончил.

Позже он вспоминал, как именно в этот момент понял, что нельзя обижаться на Жизнь. То есть, конечно, можно, только это глупо и смешно.

Она, Жизнь, будет продолжаться с тобой или без тебя.

Будет светить солнце, будет искриться снег, люди будут любить, изменять, рождаться, умирать, и это не зависит от тебя.

Ты просто участник процесса.

Жизнь дает тебе возможность пройти через радость и горе, каждый раз теряя себя и каждый раз обретая себя заново.

Когда счастливая диспетчер Рита выбирала вместе с ним свадебное платье, он нагнулся к ее уху и прошептал:

– Милая, обязательно надень под него розовые стринги!

Почти сорок лет я хожу в одну и ту же парикмахерскую.

Сначала меня водил туда папа. Когда я плакал и не хотел наклонять голову, чтобы тупой ручной машинкой мне ровняли стрижку и брили шею, он показывал вниз, под столик, и говорил:

– Видишь, сынок, там тигр дерется со львом.

Я, конечно, не верил, что тигр и лев могут уместиться под столиком для парикмахерских принадлежностей, однако проблема, кто сильней, тигр или лев, настолько волновала меня в ту пору, что я начинал пристально туда смотреть, на время забывая о неприятных ощущениях и переставая плакать.

Кстати, ответа на этот вопрос я до сих пор так и не знаю.

Потом, подростком, я ходил в парикмахерскую сам, гордо зажимая в кулаке сорок копеек.

Мама категорически настаивала на стрижке «молодежная», презирая «канадку», а тем более «бокс» или «полубокс».

Парикмахерская располагалась (и располагается до сих пор) в цокольном помещении пятиэтажки, в одном из тех микрорайонов, которыми застраивались российские города в начале шестидесятых.

В таком пятиэтажном «небоскребе» наша семья стала счастливым обладателем хором в двадцать четыре квадратных метра жилой площади, плюс кухня пять квадратных метров.

Зато до школы было семь минут ходьбы, а за десять минут можно было сбегать в хлебный, купить молока, посмотреть на пустые полки мясного отдела и насладиться вечной красотой хохломской росписи и палехских шкатулок в магазине со звучным названием «Галантерея».

Партия и Правительство заботились о том, чтобы уставшие от работы граждане могли купить все необходимое (ну, не было, не было мяса и колбасы, согласен, но суповые-то наборы были!) в непосредственной близости от места проживания.

Еще они (Партия и Правительство) заботились о здоровье граждан и о том, как они (граждане) выглядят. Поэтому в каждом микрорайоне были поликлиника и парикмахерская.