Но пешком она не пошла. Она наняла крытую повозку вместе с возницей. Она также купила теплый плащ, изящные, подбитые мехом полусапожки, большой шерстяной платок и толстые, похожие, если их поставить вертикально, на два маленьких домика с трубами, рукавички. В начале дороги возница предпринял попытку разговориться с ней, но Элиза, по-прежнему пребывающая в коконе своей собственной реальности, возницу в этом начинании не поддержала, и новых попыток он больше не предпринимал. Если бы Элиза еще в городе хоть на час выбралась из своего кокона, если бы послушала противоречивые слухи, ходившие о помолвке Эксферда и Терейшы Сэларвотской – противоречивые, потому что помолвка произошла за много морских лиг от Леншаля, и никому еще толком не было известно, где состоится свадьба: на вотчине родителей Терейшы или в родовом замке графов Леншальских – тогда, возможно, Элиза никуда бы не поехала. Или поехала бы, но была бы внутренне готова к приему, который ей окажут в замке…

…Усатый сержант замковой стражи – тот самый, который сопровождал ее в город – молча преградил ей путь.

– Мне нужно увидеться с графом, – произнесла Элиза, постаравшись изгнать смятение из голоса. Она до сих пор верила, что стоит ей встретиться с Эксфердом – и все образуется само собой.

– Его нет.

– Я могу пройти? – Элиза попыталась обойти стражника.

– Не велено, – обронил сержант, загораживая ей дорогу. Молодые должны были приехать буквально на днях, и можно было себе представить, какой случится скандал, если в первый же день в графских покоях Терейша обнаружит эту девицу. Управляющий не хотел рисковать своим местом, не хотел, чтобы Эксферд наказал за то, что он пустил в замок Элизу – и поэтому он отдал соответствующие распоряжения страже.

– Кто вам это запретил? Граф? – Голос Элизы больше не дрожал. Да, именно так она возьмет этот барьер из металла и мяса, эту груду мышц, преградившую ей дорогу: твердой решимостью и уверенностью в своей правоте…

Но сержант не ответил. Он не смотрел на Элизу: он смотрел сквозь нее. Меру ее уверенности и решимости он мог бы измерить с точностью до миллиметра. В первый день он на своем посту, что ли?..

Он высился над ней неколебимо, как скала, жевал табачную жвачку и оттого вдвойне казался похожим на вола, улегшегося посреди проезжей дороги. Такому животному все равно – крики, брань, побои, оно не встанет, пока не почувствует очень сильную боль или не ощутит голода.

Элиза поняла, что в замок ее не пустят.

Тем не менее, когда она удалялась от замковых ворот, осколки надежды еще жили в ней. Конечно же, стражник солгал ей. Эксферд в замке. Он просто – от этой мысли у нее защемило сердце – позабыл о ней, может быть, ему вскружила голову какая-нибудь нахальная вертихвостка, но она добьется встречи со своим любимым, добьется – даже если все стражники мира попытаются ей воспрепятствовать.

В ближайшей деревушке она без труда отыскала постоялый двор, сняла комнату и только сейчас догадалась разузнать что-нибудь о своем любимом. И разузнала…

Она уже ни на что больше не надеялась. Снова, как полгода назад, ее жизнь перевернулась – но на этот раз не в лучшую сторону. Она не знала, что ей делать, как дальше жить. У нее еще оставалась небольшая сумма из тех денег, что дал ей Эксферд (значительную часть средств она уже успела потратить), но того, что осталось, ей хватило бы в лучшем случае на год-полтора, да и то – если жить, во всем себе отказывая.

Но, может быть, Эксферд, узнав, что она ждет от него ребенка, захочет обеспечить ее? Может быть, он позволит ей поселиться в замке и воспитает ее сына среди других своих сыновей, и, может быть, Терейша Сэларвотская умрет во время родов – эти высокородные девицы, они ведь такие нежные, такие слабые, такие хрупкие – и тогда Эксферд, может быть…

Элиза расплакалась. Полно, хватит, перестань, говорила она себе, тешиться несбыточными надеждами, пора уже понять, дура, что твой путь не будет усыпан розами Надо вцепляться в удачу обеими руками, и не ослаблять хватки ни на секунду, а не ждать, сидя у окна, своего счастья…

Все мечты ее юности были разбиты, и она горько оплакивала их обломки. Ей было больно. В тот день она впервые ощутила проклятье одиночества, лежащее на всем человеческом роде: беспредельное одиночество каждого отдельного человека, существующего в обществе себе подобных. Бесконечная пустота сопровождает каждого из нас от рождения до смерти, и хотя первую треть жизни нас защищают от ее ледяного дыхания наши родители (так же, как и мы защищаем их – и именно поэтому они отказываются признавать нас взрослыми: это признание, вместе с последующим отказом от руководства нами, снова оставит их без защиты перед торжествующим ничем), всегда наступает миг, когда те, кто вел нас, вынуждены оставить нас и отступить в сторону, и тогда ты один стоишь посреди пустыни, не видя ни путей, ни дорог, ни камней, в тени которых можно было бы укрыться от лучей черного солнца – холодных, как лезвия мечей, и таких же острых; стоишь, не смея идти, но зная, что нельзя и оставаться на месте…

Каждый день Элиза ходила к замку и на некотором удалении следила за воротами – с утра до позднего вечера, лишь иногда возвращаясь в деревню, чтобы отогреться у огня и пойти к замку снова. Ледяной ветер жег ей лицо, и, может быть, тогда она впервые услышала его голос, похожий на голос плачущего младенца, на вой безумного зверя, на шепот, таящий в себе слишком много обещаний, чтобы можно было им верить…

Она дождалась.

Не ищите – ибо обрящете, как любила, перевирая слова Книги Жизни, говорить Королева Зимы всем тем, кого приводила в ее цитадель старинная легенда. Легенда гласила, что Королева Зимы щедро одаривает знаниями и колдовским могуществом смельчаков, готовых стать ее любовниками. О том, как мало этих молодых людей возвращается из Замка живыми, легенда умалчивала.

К графскому замку приближался свадебный кортеж.

Венчание состоялось на острове Сангрюн, в Соборе Праведников – одном из наиболее почитаемых храмов Джордайса. После венчания прослезившиеся родители в последний раз обняли свое чадо и позволили графу Эксферду увести прекрасную Терейшу на свой корабль. Свадьба должна была состояться в замке графа.

В Леншальском порту, как только молодые сошли с корабля, прекрасной Терейше подвели смирную лошадку с дамским седлом, поскольку садиться в карету она решительно отказалась. Ей хотелось осмотреть свои новые владения со спины лошади, а не выглядывать в узкое окошко подпрыгивающей на каждом ухабе раззолоченной повозки.

Терейша посмотрела на дамское седло, потом с сожалением перевела взгляд на свое роскошное платье. Она была великолепной наездницей.

От порта до замка ехать около четырех часов. В дороге Эксферд и Терейша мало говорили друг с другом – исключительно благодаря неугомонности юной графини, желавшей все увидеть своими собственными глазами. Терейша то вырывалась вперед (как она умудрялась выжимать подобную прыть из смирной лошадки, да еще и сидя при этом в дамском седле – уму непостижимо), то, наоборот, заинтересовавшись чем-нибудь по дороге, заставляла себя ждать. Правда, следует признать, что когда свадебное шествие проходило через какой-нибудь населенный пункт, она брала под уздцы свою природную взбалмошность и чинно, рука об руку, проезжала с Эксфердом через селение. Время от времени она спрашивала у графа: «А это что? А вот это? А куда ведет эта дорога? В город? А там деревянные мостовые или мощеные камнем?..»