воспринимают «нет», но бегать и унижаться перед девушкой, которой «противны», тоже не станут.

Мне бы радоваться этому пониманию, но в долбанный осадок от некрасивого расклада никак не исчезает. Ведь это из-за него так тянет в груди?

********************

В травмпункт мы заходим вместе. Антон уверен, что меня и до общаги придётся либо нести, либо помочь идти; а потому не уходит.

И это, конечно, очень кстати. Во мне разливается тепло благодарности к этому парню, но не знаю, как выразить и стоит ли. Просто принимаю помощь.

Пока врач осматривает мои ноги, выполняя необходимые процедуры; Антон связывается со своим другом. С тем самым, с которым приходил и который задал ему поцеловать меня. Я слышу обрывки разговоров. Получается, что Антон говорит правду, как есть, но без неудобных подробностей. Рассказывает, что я неудачно упала, а потому мы были вынуждены пойти в травмпункт и выбыть из тусовки.

Это мало вяжется с его пренебрежительным заявлением, что раз мы молча исчезли, то слухи в любом случае будут. Антон ведь сейчас делает всё, чтобы их не было. Пожалел меня? Или просто потерял интерес, а потому и не видит смысла продолжать наши тёрки?

Как бы там ни было, мне это на руку. Потому стараюсь даже не думать, и полностью концентрируюсь на своих ногах и враче передо мной.

С его слов получается, что на одной ноге у меня лишь царапины, которых достаточно остановить повязкой. На второй рана более глубокая, придётся ещё и мазью каждый вечер обрабатывать. Мне её выдают бесплатно — спасибо университету, который беспокоится о здоровье и благополучии своих студентов. Ну и коленную чашечку я отбила, что придётся исправлять курсом уколов. Спустя десять дней смогу ходить, бегать и прыгать без проблем; а пока у меня с этим проблемки. Рекомендуют в ближайшее время ковылять лишь до травмпункта за теми самыми уколами, а от универа мне освобождение выписали.

Неутешительные, конечно, новости... Учитывая, что меня папа на выходные ждёт, в том числе и на ближайшие. А если узнает, что я с первого же дня вляпалась в приключения, обратно в общагу может и не отпустить. Точнее, скорее всего именно не пустит.

В смятении смотрю на Антона, который уже переговорил с другом и слышал весь приговор мне.

— Уколы — это небольно, — неуклюже подбадривает он, не понимая, почему у меня такой взгляд. Наверняка потерянный и несчастный, потому что мысль о том, что устроит папа, когда узнает о моих ранах, никак не покидает голову.

Плакала моя самостоятельная жизнь. Или всё-таки можно ещё что-то придумать?

— Да, ваш парень прав, — подхватывает его слова немолодой мужчина. Поспешно отвожу взгляд от Антона, почему-то испытав перед ним неловкость за определение врача нас как парочки. — И скоро вы в этом убедитесь. Первый укол поставим прямо сейчас, и уже после него вам станет немного легче.

Киваю его словам, а у самой в мыслях уже не папа и даже не уколы, которых уж точно не боюсь. Мне вдруг становится интересно, почему врач решил, что мы с Антоном парочка? Потому я в его куртке? Или потому что он помогает мне? Вряд ли любые парень и девушка, которые вместе приходят, автоматически записываются в пары для работающего здесь мужчины. Он кажется скорее серьёзным и сдержанным, чем панибратски лёгким.

Врач готовит всё для укола, а я прикусываю губу, не понимая, почему сразу не прояснила, что Антон не мой парень. Теперь, через паузу, как-то неловко будет. Да и зачем?

Ему вот, кажется, совсем ровно на это всё. Садится со мной рядом и ухмыляется.

— Хочешь, за ручку тебя подержу, пока тебе укол будут делать? — предлагает, то ли издеваясь, то ли подбадривая.

Судя по насмешливому блеску в глазах и скорее напряжению между нами — первое. Вот только врач этого не видит.

— Кстати, хорошая идея, — с доброй улыбкой поддерживает.

Я слегка отодвигаюсь от Антона. Ни к чему изображать тут спектакль. Не знаю, собирается ли этот парень реально меня за руку брать, типа весь заботливый такой, но с меня хватит. Пусть забавляется другим способом, менее сомнительным.

— Не стоит, я не боюсь, — говорю врачу, который уже устраивается передо мной, готовый сделать укол. — Просто слегка растерялась, не думала, что так сразу придётся универ пропускать, — вдруг само собой приходит в голову моего недавнего подавленного состояния.

Чуткий врач начинает уверять меня, что это нормально, что справка лишит меня возможных проблем. Ещё говорит, что первые пару месяцев всё равно лекции в основном, которые смогу у кого-то списать. И всё это расписывает мне одновременно с действиями — я даже не сразу успеваю сообразить, как игла уже оказывается у меня в коже.

Конечно, это небольно. Совсем. Но почему-то чувствую взгляд Антона и его присутствие острее, словно поддержку в этом вижу.

Как, собственно, и в присутствии этого парня. Самым неожиданным образом это действительно так. Хотя и ненадолго — ровно до тех пор, пока мы не выходим из травмпункта.

Теперь Антон не несёт меня на руках, потому что я сразу на ноги встала и через силу вперёд пошла. Хочу поскорее адаптироваться, а не беспомощной быть. Да и неловко уже перед ним, сколько меня пронёс и возится тут непонятно зачем.

Благо, до общаги тут недалеко. Иду в ту сторону, но Антон, конечно, рядом. Контролирует меня, когда надо, помогает. Каждый раз своевременно. И от этого в груди колет. Совесть опять даёт о себе знать, но я сдерживаюсь от неуместных извинений, напоминая себе, что этот парень тоже далеко не святой.

Стараюсь избегать его взгляда, но довольно часто чувствую, что он смотрит на меня. Не знаю, о чём думает. Не представляю, что в его понятии дальше — помог мне и забудет о существовании? В таком случае ему, возможно, будет обидно, что зря перевёлся только. Если это, конечно, было из-за меня.

Может, спросить, чтобы знать наверняка?

— В какую комнату тебя поселили? — спрашивает Антон, опережая меня.

— Пока ни в какую, — машинально отвечаю. — Я хоть и претендовала на общагу, но москвичка, а потому меня в последнюю очередь определяли. А там несколько комнат на ремонте были во время распределения, потому их пока не