— А я что, по-твоему, сделал?!

— Боги, Хота, да взгляни ты на себя! Пять лет прошло, а ты приходишь как ни в чём не бывало и ведёшь себя точно ревнивый женишок. Хватит этого дерьма, ладно? Хватит. Нет у тебя на это никаких прав.

— Что ж, — холодно отчеканил я, хотя внутри всё просто кипит. От злости, от невесть откуда взявшейся обиды, от желания вгрызться в глотку сопернику, осмелившемуся отбирать то, что всегда принадлежало мне. По праву, да. — На что у меня есть право, так это задержать предполагаемого убийцу, подходяшего под описание, вызвать сюда Инквизицию, а потом в суде обвинить всех присутствующих в укрывании преступника. К счастью для тебя, ревнивый женишок помнит, что он ещё и глава клана. И должен заботиться обо всех его членах, начиная с твоей дочери и заканчивая бывшим вожаком, потерявшим нюх.

Дар, до сих пор пытавшийся сдерживаться, резко поднялся с места, оттолкнул стул. Оскалился, и я почти услышал поднимающийся из его груди рык. Признаюсь, на короткое мгновение стало страшно и даже стыдно. Но чувство это быстро ушло, стоило только коротко глянуть в окно.

Во дворе Джинни снова весело возится с близнецами, точно позабыв о моём приходе.

Не имею права. Не должен смотреть на неё, любить её; Хаос побери, даже дышать в её сторону! Какой-то час назад я и вовсе не собирался ехать сюда. И правильно делал: ведь стоило только увидеть Реджину, как во мне тут же проснулось всё то собственническое дерьмо, от которого я так старался избавиться.

Не избавился.

Она принадлежит мне. Она моя! А он снова пытается отнять её у меня.

— Бывший вожак сам отдал тебе клан! — рыкнул Дар. Не как любящий дядюшка, но как другой альфа. — Но может и забрать назад.

— Он может попробовать, — в тон ему отозвался я.

Никто не смеет оспаривать мою власть. Даже родной дядя. Тем более родной дядя.

— Серьёзно, Хота?

— Я всегда серьёзен, Шандар. В своих намерениях, планах и чувствах. Жаль, что ты этого так и не понял.

Он открыл было рот, но я схватил комм и направился к двери, показывая, что наш разговор окончен. Пока и впрямь не подрались — Изара не одобрит.

— Я всё сказал. Присмотри за своей непутёвой дочуркой; клубочек там дай, пусть поиграет. И не приведи Хаос тебе выпустить её из дома, пока я во всём не разберусь! Быть может, мне удастся сделать так, что вы все тут не сядете.

Молодец, Хота гро Маграт. Показал, кто тут настоящий альфа, а кому пора не пенсию. Разве что взрыва за спиной не хватает, а дверьми я перестал бить ещё пару лет назад.

Осталось только разобраться, откуда взялась эта противная боль в груди.

«К врачу сходи», — едко посоветовал внутренний голос с интонациями бабушки.

Впрочем, лекарство у меня уже имеется. Зовётся работой и уже который год начинается со звонка моей секретарше.

— Эмма, свяжись с Лоренцом. Через два часа он должен быть в моём кабинете.

Моя догадливая рыжая стервозина, разумеется, тут же поняла, куда я клоню.

— Решил наконец прижать банду Саргина? Если что, мой ужин будет за счёт отдела, и я оставляю за собой право взять выходной в любой день.

— Я даже куплю тебе те туфли, — со смешком пообещал я.

— И оплатишь внеурочные. В двойном размере.

— Ну разумеется.

А ведь я скучала по Моэргрину. Действительно скучала, сколько бы ни возмущалась дикости здешних мест и порядков; сколько бы ни расхваливала Нью-Аркадиан за его блеск и роскошь… Надо же, каждый раз я так рвалась в столицу, обратно к своим друзьям, к сомнительной работе и столь же сомнительным развлечениям — и каждый же раз, когда приближался день отъезда, украдкой смаргивала слёзы да принималась тискать близнецов. Те, само собой, вечно бухтели и вырывались — они, видите ли, взрослые, таких больших мужиков лапуленьками не зовут и в лобик не целуют! — но вечером непременно прокрадывались ко мне в комнату, чтобы отстроить на кровати нашу традиционную берложку из подушек и одеял, обнимали меня в четыре руки и без конца упрашивали остаться.

Остаться я никак не могла. Едва не всю мою сознательную жизнь я мечтала о Магистерии; именно там я наконец обрела цель в жизни и какой-никакой порядок в голове.

Но теперь с учёбой покончено. И вот я здесь.

— Джинни! Джинни приехала! — загорланили близнецы, не успела я даже выйти из кара. А когда вышла — меня тут же едва не сшибли с ног.

— Потише, засранцы, щас уроните! — со смехом одёрнула и крепко прижала к себе наперебой галдящих мальчишек. И невольно подивилась — обе вихрастые светлые макушки уже почти достают мне до плеча. В десять-то лет! Ну да, тоже вырастут дылдами, это давно уж ясно. — Что, пока меня не было, решили вымахать с папу ростом?

— Пф! — Бернар тут же отстранился и гордо приосанился. — Да мы его ещё обгоним, вот увидишь!

— Вот увидишь! — звонким эхом подхватил Инсар. — Будем в сто тыщ раз круче нашего старика!..

— Огромные и злобные!..

— И вся округа будет нас бояться!..

— Ибо нефиг!

Боги, они всё такие же несносные.

Я снова рассмеялась и укоризненно покачала головой. А заодно велела себе не тянуть с поиском жилья: пять хищников-альф в одном доме — форменное безумие. Особенно если один из них — твой обожаемый папа с болезненной склонностью к контролю всего и вся. Меня в частности.

Нет, папу я люблю безумно. Как и маму. Сказать, что я рада видеть их после целого года разлуки, — всё равно что не сказать ничего. Рада. Очень. И их донельзя счастливым лицам, и объятьям, от которых трещат кости. И даже отцовским причитаниям, какая я худенькая и что мне нужно лучше кушать.

Серьёзно, почему этот мужчина, внешности и силе которого любой молодняк обзавидуется, ведёт себя словно курица-наседка? Хотя дурацкий вопрос. Я же драгоценная папина принцесса, похожая сразу и на его безвременно ушедшую матушку, и на любимую женщину, с которой они вместе вот уже почти четверть века. Наверное, будь у меня сын от того, кого я люблю больше жизни, я бы тоже превратилась в оголтелую мамашу.

— Не превратилась бы, — проговорила мама со смешком, когда я озвучила свои мысли. — Мы же не эти клятые медведи с их тягой к берлогам и медвежаткам. Хаос, почему я не родила троих сыновей? Мишек, чтобы у одного кошатника крыша не ехала!

— Нет уж, девочки лучше, — возразил папа, наконец перестав хрустеть моими несчастными костями. — Смотри какая у нас красавица получилась. Я бы ещё от одной не отказался!

— Ни за что, ты не подобьёшь меня на это снова. Нет, Маграт, никаких больше котяток, медвежаток и прочей живности! Я слишком старая для этого дерьма!

Я глянула на маму с неприкрытым изумлением. Это она-то старая? Да сколько я себя помню, она всегда в одной поре: свежая, подтянутая, с чётким рельефом мышц по всему телу и роскошной фигурой, о которой мне можно только мечтать. Страдай, Джинни, не бывает у северянок пышной груди и аппетитной задницы. Все сплошь высоченные и поджарые, хоть обычно и не такие тонкокостные, как я.