– Дай угадаю. Уоррен не любил, когда ты разговаривала?

– Ему нужен был покой после тяжелого дня на работе.

Вспомнив о том, сколько сторон ее жизни контролировал бывший бойфренд, Эбби почувствовала отвращение. Слава богу, он больше не появится в ее жизни.

– Эй… – Голос Хантера, мягкий и низкий, раздался прямо за ее спиной. – Не нужно молчать совсем.

– Но ты сказал…

Он положил руку на ее плечо:

– Я не Уоррен.

Да, определенно не Уоррен. Далеко не Уоррен. Прикосновения Уоррена никогда не были такими нежными и не вызывали тепла в ее теле.

– Я… я нашла тут чеки, – сказала Эбби, отодвигаясь от Хантера. – Под стопкой фотографий. Они нужны?

– Возможно. А что за фотографии?

– Какая-то демонстрация.

– А, правильно. Дамаск, в прошлом месяце. Мне их надо отдать, – произнес он.

Эбби передала Хантеру фотографии, еще раз взглянув на них. Снимки были мрачными. На одной из фотографий был изображен мужчина, которого куда-то тащили. Его порванные джинсы были все в пятнах крови.

– Ты волнуешься, когда снимаешь такие события, как это?

– Нет.

– А я бы волновалась.

– Я волнуюсь о том, чтобы не пропустить нужный кадр.

– Это так плохо?

– Конечно плохо! Это моя работа – поймать момент.

– Даже если ты рискуешь при этом своей жизнью?

– Не имеет значения. Мне платят не за то, чтобы я убегал. Единственное, что имеет значение, – это получить хороший снимок.

– Ты этому научился у своего отца?

Эбби провела небольшое расследование и выяснила, что тот знаменитый снимок был лишь одним из многих. Хантер тоже был достаточно известен. Маленькая деталь, о которой он никогда не упоминал. Эбби обнаружила множество сайтов, где восхищались его снимками взрыва школы в Сомали.

– Мой отец был прав. Ты не сможешь выполнить свою работу, если только и думаешь о своей безопасности.

– Уверена, твоя мать была не согласна с ним.

И снова как будто пелена опустилась на его лицо.

– Принимая во внимание, что она умерла к тому времени, я сомневаюсь в этом.

– О! Да…

Эбби подумала, что, если бы мать Хантера была жива, она бы возражала. Особенно после того, как отец Хантера погиб на задании.

– Ты говоришь так, будто твоя жизнь не имеет никакого значения, – заметила она.

– Фотографии – моя жизнь, – ответил он.

– Мне кажется, я бы никогда не смогла так делать.

– Как делать?

– Стоять там и, не чувствуя страха, фотографировать. Или быть беспристрастной. Я имею в виду, как можно смотреть на все, что происходит вокруг, и не реагировать на это?

– Этому учишься.

– Но как? – Ей очень хотелось знать.

– Ты просто делаешь это, и все.

Следующие два часа они проработали в тишине. Хантер чувствовал, что Эбби не понравился его подход к работе. А чего она ожидала? Это его работа – рисковать жизнью ради кадра.

Сколько раз Хантер наблюдал, как отец бросается в самое пекло, лишь бы поймать момент. Это пугало Хантера, но потом он видел фотографии, которые стоили риска.

Иногда он задавался вопросом: осмелился бы его отец так рисковать, будь мать жива?

Хантер оторвался от работы и посмотрел на Эбби. Она стояла на коленях перед его шкафом с документами и раскладывала пленки и фотографии, до которых у него никогда не доходили руки.

Когда она тут закончит, надо будет найти приличную компанию, которая занимается уборкой и где нет женщин с такой привлекательной попкой. Сегодня Хантер впервые увидел Эбби, одетую во что-то, кроме ее мешковатой формы официантки. Свитер с высоким горлом и тесные джинсы облегали ее соблазнительную фигуру.

– Хантер? – Зажав в руке фотографию, Эбби смотрела на него. – Зачем тут желтые наклейки? – спросила она.

– Они нужны для того, чтобы потом можно было подписать фотографии.

Еще одно дело, до которого у Кристины не дошли руки.

– Похоже, у меня нашлось еще одно занятие на то время, пока ты будешь в отъезде, – заметила Эбби, беря ручку и блокнот.

– Ну, если только ты до этого не найдешь другую работу.

– Я имела в виду, если я не смогу найти постоянную работу.

И снова ее взгляд стал пугливым и неуверенным. Хантеру не хотелось, чтобы Эбби выглядела такой несчастной. Его сердце болезненно сжалось.

– Где ты сделал этот снимок? – Эбби помахала фотографией.

– Дай посмотреть. – Подойдя к ней, Хантер взял карточку из ее рук. Это был черно-белый снимок пожилого мужчины, с наслаждением курящего сигару, сидя на куче багажа. – Мирпур-Хас, – сказал он, – железнодорожная станция. Мы приехали на платформу еще до рассвета, и этот мужчина сидел там, совершенно спокойный и невозмутимый. Когда солнце поднялось достаточно высоко, я сразу сделал снимок. А он даже не моргнул. – Хантер показал на ремешок на запястье старика. – Видишь? Ты можешь разглядеть время на его часах? А какая у него морщинистая кожа? Помню, я, увидев эти морщины, подумал, что он выглядит так, будто просидел там всю жизнь.

– А может, так и есть, – ответила Эбби. – Ты помнишь каждый свой снимок?

– Самые памятные остаются навсегда. – «Такие, как твой», – подумал он. Хантер видел в глазах Эбби отблески той же печали и решимости.

Она не пользовалась косметикой, и ему это нравилось. Ее лицо не скрывали яркая помада и тени. Что бы он почувствовал, если бы провел тыльной стороной ладони по щеке Эбби? Будет ли ее кожа такой же мягкой на ощупь, как он себе представлял?

Эбби опять повернулась к фотографиям.

– А вот эта, – продолжил Хантер, узнав снимок, на котором были изображены слоны в тумане, – была сделана в дождевом лесу в Конго. Я два дня сидел под дождем и ждал этих проклятых животных. Подхватил лихорадку и провел следующую неделю в постели.

– Уж лучше лихорадка, чем пуля в лоб.

– Уж лучше получить хороший снимок, – напомнил Хантер. – Я мог просидеть под этим дождем безрезультатно, что случается гораздо чаще, чем ты думаешь. Старая добрая удача значит слишком много в моей работе. Оказаться в нужном месте в нужное время.

– И все же ты продолжаешь этим заниматься. Видимо, твоя работа не совсем уж плоха.

Хантер вытянул фотографию из ее пальцев:

– Да.

Эбби написала на листке: «Африка. Дикая природа». Хантер вернул ей снимок.

– Мне любопытно, – сказала она, – в какую категорию ты отнесешь мой снимок?