«Представляю. Лестница – это же чьи-то шаги. Мужчины, как они любят говорить о чужих подвигах. Прямо как мой Альберт. Этот сделал то, другой сделал это. Сам возьми и купи, сделай хоть что-нибудь». Белла на минутку вспомнила своего бедного Альберта: «Наверное, уже ищет меня». «Ага, в Яндексе», – тут же иронично заметил про себя ее внутренний голос, в тот момент когда тело продолжало учтиво слушать Алекса.

– Лестницу переправили в Петербург, а усадьба осталась брошенной. Так кого будете играть в нашем театре, Белла?

– Судя по всему Дездемону. Осталось только позвонить режиссеру. Чтобы настроиться на роль.

– Альберту?

– Именно.

– А сколько сейчас времени в Монако?

– Время вышло, – театрально вздохнула Белла, – время вышло из себя и обратно уже не хочет, – рассмеялась она еще театральнее.

– Что вы ему скажете?

– Что я никудышная актриса. Я сама не люблю, когда врут и оправдываются. Я спрошу его: «Ты не знаешь, где я была всю эту белую ночь?» – «Это я у тебя хочу узнать. Где?» – «Я искала всю ночь, я искала себя». – «Нашла?» – «Да, как только ты позвонил».

– Муж для женщины – это самоидентификация.

– Все, конфликт исчерпан.

– А как же сцена ревности?

– Я не знаю, что я должна сделать, чтобы заставить его ревновать? Нет такой пьесы. Шучу, он ужасно ревнив.

– Значит, любит?

– Значит, боится потерять.

– А это не одно и то же?

– Это десять лет с одним и тем же.

Мы постояли еще немного на сцене Домашнего театра. Потом прошли в малую картинную галерею.

– Когда-то эти стены украшали шедевры лучших художников.

– А сейчас?

– Средний класс.

– Чувствую, не моя среда. Я вообще ничего не чувствую, глядя на классические работы. Мне нужна загадка.

– Черный квадрат?

– Ну, хотя бы.

Мимо полотен наши кони прошли через венецианский коридорчик в дубовую гостиную.

– Дальше будет посвежее. В гостиной Генриха Второго.

– Ренессанс.

Белла посмотрела на меня осуждающе, потом подошла снисходительно и поцеловала изысканно, как целуют друзей.

– Невское пирожное. Взвесьте еще грамм двести.

– Легко, – растворился в ее устах.

«Залечь бы на этот диванчик и возродиться заново. И вышивать, вышивать мягкую ткань ее кожи ручной работой». Периферией зрения я уже выцеливал тот самый диван, чтобы обрушиться на него возникшей страстью.

– Библиотека князя, – разорвал наши объятия чей-то голос. Нас рассматривала строгая бесцветная женщина лет сорока. Смотритель, что тут еще добавишь. – Вы любите романы? Князь их тоже любил. Здесь он проводил многие часы в надежде, что когда-нибудь ему удастся написать свой.

– Написал?

– А как же? Начал здесь, дописывал уже во Франции. Я про роман с княгиней.

Старинные книги смотрели на нас из-за стекол тяжелых деревянных очков. Полные шкафы книг. Видно было, их немного раздражал легкий треск дров в камине. Ад рядом. К этому нельзя было привыкнуть, они тоже его боялись. Вы боитесь ада?

Мы с Беллой переглянулись. «Отелло», – вспыхнуло у обоих в голове.

– Пройдемте, – поторопила нас смотритель. – Секретарская. Полюбуйтесь, какие витражи.

– Да, не наше пластиковое достояние.

Мы прошли вдоль стеклянных пейзажей, в которых застряла белая ночь.

– Бильярдная! – вдруг оживилась смотрительница. Она схватила кий, потом стала выкладывать из подставки шары.

– Слоновая кость, ручной работы. Может, партейку в «американку» или в «московскую пирамиду»? – Женщина скинула с себя серый пиджак, под которым давно задыхалась страстью кожаная жилетка. Выстроила при помощи уголка на зеленом сукне пирамиду. И поставила черный шар на центр, готовая разбить сооружение в любую секунду. – Ну, кто?

Я играл когда-то в бильярд, но не так чтобы часто.

– А давайте, – взяла на себя инициативу Белла.

– На что играем?

– На интерес.

– А что вас интересует?

– Комната, где был убит Распутин.

– Хорошо. Вообще-то туда отдельная экскурсия полагается, за отдельную плату, но я вас проведу. Если выиграете, – начистила мелом кий девушка. – Гела, – протянула руку Белле.

– Белла, – пожала она ее.

– Алекс, – кивнул я скромно.

– Очень приятно. Прошу.

Белла разбила пирамиду. Шары разлетелись так, словно их послали на все четыре стороны, а через некоторое время вдруг окликнули, и те замерли. Дальше восемь шаров подряд вколотила Гела. Поступательно и уверенно, наклонившись над столом, сексуально отпятив бедро. Пятая точка была что надо. «Похоже, когда-то она играла с самим князем».

– Примерно так же со мной расправлялся князь. Как он играл, – подтвердила мою догадку Гела и закатила глаза в свои лузы, потом вернула, сначала на стол, опять на меня, пока, наконец, не посмотрела на Беллу с чувством вины за быструю партию. Она гордо накинула на себя пиджак и снова стала серой смотрительницей.

– Сомневаетесь?

– Несомненно.

– Тогда идем дальше через этот зал на Восток.

В мавританской гостиной действительно пахло востоком. Плавные линии, изысканные цвета, образующие круги и арки, нагнетали в хоромы покой. Легкий запах корицы и кориандра. Издалека потянулась музыка табла, рик, канун и сагаты в руках танцовщицы, с дрессированным животом, который тоже танцевал. Девушка аккомпанировала себе маленькими латунными тарелочками, одетыми на средний и большой пальцы каждой руки. Сагаты в переводе с тюркского означают часы. Тарелочки отсчитывали время. Хотелось здесь остаться, но надо было торопиться. Ночь коротка.

– Любимое место отдыха князя.

– А как же библиотека? – вспомнила Белла, желая отыграться за поражение.

– Там он отдыхал от жены, здесь от библиотеки, – предположил я, сделав такое серьезное лицо, что мне поверила даже смотрительница. – Курил кальян, – добавил я со знанием дела, – подаренный ему иранским визирем. Мечтал о высоком искусстве.

– Дальше по этой лестнице, – решила побыстрее закончить с гостиной Гела.

«Вот что значит лестница из массива, ни скрипа, ни вздоха! А, ну понятно».

Над лестницей портрет княгини Юсуповой. «Жена не должна слышать никаких лишних шагов».

Снизу у лестницы нас ждали кони.

– Не расстраивайтесь, там и смотреть-то нечего. Ядовитые пирожные, бледные восковые лица, лучше посмотреть на свечу. Она по крайней мере горит. – Гела провожала нас к выходу.