В то время Елизавете едва минуло тридцать, и она была чудо как хороша. Ничего удивительного, что руки незамужней государыни искали многие женихи. Среди них были инфант Португальский, принц де Конти, принцы Гессен-Гомбургские, граф Мориц Саксонский – претенденты с именем, имевшие определенный вес в европейской политике того времени. Появление при дворе в качестве законного супруга императрицы иностранного принца могло вернуть едва отступившее влияние иностранцев. В создавшихся обстоятельствах московские церковные круги через духовника Елизаветы протоиерея Ф.Я. Дубянского и новгородского архиепископа Амвросия, совершавшего коронацию, склонили императрицу к тайному браку с Разумовским. Духовенство было готово скорее благословить союз государыни со вчерашним казаком, чем отдать руку благоверной императрицы лютеранину или католику. Брак с иноверцем являлся как бы духовным мезальянсом.

Время для осуществления подобного плана было избрано удачно. Новая императрица демонстративно выражала свою склонность ко всему национальному. Из сурового заключения были освобождены осужденные при Анне Иоанновне православные иерархи, им возвращали прежний сан и осыпали милостями. Впервые за последние 45 лет в церквях вновь загремели обличительные проповеди против иноверческого влияния в России. В присутствии благосклонно кивающей Елизаветы звучали рассказы о чудесах, творящихся у гроба святителя Дмитрия Ростовского62. Для полного торжества русской партии при дворе недоставало малого – навсегда пресечь саму возможность брака императрицы с иностранным принцем, и здесь влияние Разумовского было как нельзя кстати.

Семейное предание рода Разумовских, записанное в прошлом веке историком А.А. Васильчиковым, гласит, что венчание состоялось осенью 1742 г. в подмосковном селе Перово63. Обряд совершил духовник императрицы Дубянский, после чего молодые поспешили покинуть храм, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На обратном пути карета императрицы поравнялась с храмом Воскресения в Барашах на улице Покровка. Здесь Елизавета, уже никого не смущаясь, приказала остановиться и отстояла с Разумовским молебен. Никто из прихожан, с любопытством глядевших на императрицу и ее фаворита, не знал, что для них это богослужение – продолжение свадебного обряда. После молебна Елизавета даже зашла к приходскому священнику выпить чаю.

В память о венчании императрица приказала поставить над крестами церквей в Перове и в Барашах позолоченные императорские короны, которые сохранились до наших дней. Оба храма были обновлены и богато одарены. В Перове появилась драгоценная церковная утварь, новые ризы, воздухи, вышитые золотом и жемчугом руками самой царицы. Церковь же Вознесения в Барашах совершенно преобразилась, в ней был построен новый иконостас с живописными образами, а пол устлан чугунными плитами, привезенными из Синодального двора. На месте знаменательного чаепития в доме священника по приказанию Елизаветы Растрелли построил великолепный дом, подаренный Алексею Григорьевичу.

В 1744 г., по случаю бракосочетания наследника, императрица подарила Разумовскому и Перово. Елизавета любила посещать это село и оставаться здесь надолго. Екатерина вспоминала, что сюда же царица привозила и их с великим князем. Здесь Алексей Григорьевич подготавливал для своей августейшей супруги великолепные соколиные и псовые охоты. В Перове Алексей Григорьевич выстроил красивый дом, разбил сад в «аглинском вкусе», с дорогими растениями, беседками, фонтанами и статуями, выписанными из Италии. Длинная аллея вела от дома до Измайловского зверинца. Страстная любительница народных песен, Елизавета специально ездила в Перово смотреть на хороводы крестьянских девушек.

В том же 1744 г., во время свадебных пожалований, Алексей Григорьевич получил графский титул. Его реальный политический вес был огромен. 8 апреля 1747 г. саксонский резидент Пецольд доносил в Дрезден: «Все уже давно предполагали, а я теперь знаю за достоверное, что императрица несколько лет тому назад вступила в брак с обер-егермейстером (официальная должность Разумовского. – О.Е.)… Влияние старшего Разумовского на государыню до того усилилось после брака их, – продолжал резидент, – что, хотя он прямо и не вмешивается в государственные дела… однако каждый может быть уверен в достижении того, что хочет, лишь бы Разумовский замолвил слово»64.

Замужество Елизаветы не было при дворе секретом. Императрица слишком по-семейному вела себя с Разумовским, часто посещала Алексея Григорьевича в его покоях, обедала там, на людях застегивала ему шубу и поправляла шапку при выходе из театра65. Бестужев «неоднократно настаивал на том, чтобы Елизавета объявила публично о своем тайном браке с Разумовским – империи нужен был наследник по прямой линии»66. Однако этого русской партии добиться не удалось. Елизавета ясно понимала, что дети от подобного союза получат слишком сильных соперников за границей в лице законных наследников Петра I по линии его старшей дочери Анны Петровны, вышедшей замуж за голштинского герцога. Это заставило императрицу избрать цесаревичем своего немецкого племянника Карла-Петера-Ульриха.

Русская партия потерпела поражение и при выборе невесты великого князя. Обстоятельства делали сторонников Бестужева врагами Ангальт-Цербстской принцессы. Было бы естественно ожидать, что София во всем пойдет на поводу у временных союзников – группировки Шетарди, – ведь она не имела иной опоры. Но если Фикхен хотела стать фигурой на придворной шахматной доске, ей следовало искать сближения как раз с «врагами» и усиленно избегать «друзей».

Первый шаг в этом направлении был сделан девочкой скорее интуитивно. Несмотря на пышный прием и пожалование орденами Св. Екатерины, планы Ангальт-Цербстских принцесс все еще могли сорваться. На пути превращения Софии в великую княгиню Екатерину Алексеевну оставалось серьезное препятствие. Прежде чем обвенчаться с цесаревичем, невеста должна была сменить веру. Прояви она строптивость, и все мечты обратились бы в прах.

Сама, София отнюдь не была готова к такому повороту событий. Перед расставанием отец вручил ей записку – «Pro Memoria» – нечто вроде благословения и наставления одновременно. Христиан-Август настаивал на том, чтобы дочь сохранила свою «природную веру» в неприкосновенности. Девочка обещала: «Умоляю Вас быть уверенным, что Ваши увещевания и советы навечно останутся запечатленными в моем сердце, так же как и семена нашей святой религии останутся в моей душе. Я прошу у Господа ниспослать ей сил, необходимых, чтобы удержаться от искушений»67.

Однако сразу по прибытии в Москву принцессе назначили учителя русского языка и наставника в православии. Иоганна-Елизавета попыталась возразить, ссылаясь на пример супруги царевича Алексея принцессы Шарлотты. Но императрица резко пресекла подобные поползновения. Называться «благоверной великой княгиней» могла только православная.

Надо заметить, что мать постарались подготовить к этому еще в Берлине. Фридрих Великий не отличался набожностью и со своими просветительскими взглядами смотрел на переход из конфессии в конфессию как на формальность. Если для Генриха IV Париж стоил мессы, то для будущей Екатерины – Петербург обедни. Именно в этом ключе король наставлял прусских дипломатов, аккредитованных в России. Посольство должно было поддерживать сопротивление Софии, но, выполняя инструкции Фридриха, склоняло принцессу к отступничеству.