Последнее, что она услышала, были слова Сэма о том, что он чувствует себя просто болваном, притащив ее сюда так поздно, когда она так устала. Его запах щекотал ей ноздри… Наконец она с мужчиной своей мечты. Только он и только эта ночь.

– Сэм, я люблю тебя, – пробормотала Патрисия. – Я всегда тебя любила. Мужчина глухо застонал.

Желание – пусть даже удовлетворенное однажды, дважды, трижды за эту ночь – заставило его протянуть руку и погладить мягкое бедро.

Ноздри уловили запах мускуса и страсти… и кофе.

Кофе?

В нос Патрисии ударил аромат кофе, сдобренного шоколадом, и она даже фыркнула. Она натянула на себя невесомую шелковую простыню и почувствовала ласкающее прикосновение к обнаженным ногам.

Давно она так чудесно не высыпалась… Патрисия распахнула глаза – и резко села на кровати.

Господи, что она натворила?

Несомненно, это была спальня Сэма.

Как она здесь оказалась? Что они наделали?

Последним, что сохранилось в памяти, было как она прилегла в шезлонг в ожидании Сэма с обещанным кофе. Но как она очутилась в этой кровати?

С ним? Или без него?

Патрисия лихорадочно откинула простыню и немного успокоилась: платье Гаскона, хоть и задравшееся до бедер, было по-прежнему на ней, застегнутое до самого верха. На месте были и трусики.

И тем не менее… Ей снился какой-то странный сон.

Более реальный, более осязаемый, чем обычно.

Реальный?

Значит, Сэм все знает. Знает все ее потаенные мечты и надежды.

Что он теперь о ней подумает? Что она истомившаяся старая дева, «срок реализации» которой давно истек? Наверное, он теперь не захочет иметь с ней дело.

Патрисия приказала себе выбраться из постели, привести себя в порядок и хорошенько подумать. Платье одернуто. Туфли? Сумочка? Ключи? Ничего нет.

Она заглянула под кровать, выдвинула ящички комода, сдернула покрывало – ничего. Тогда она стала на четвереньки и еще раз заглянула под кровать.

– Ты что-то потеряла? – раздался голос.

Патрисия, как ошпаренная, вскочила на ноги, одергивая подол платья и убирая с лица волосы. Сэм стоял, небрежно облокотившись на косяк двери. На нем были голубые вылинявшие джинсы, узкие до неприличия, и бледно-оранжевая футболка. В руках он держал чашку кофе. Внезапно все помыслы Патрисии, не пьющей кофе, сосредоточились на этой чашке. Может, кофе прочистит ей мозги?

– Как ты… чувствуешь себя этим утром? – спросила она, запинаясь, и взяла у него чашку.

– Хорошо отдохнувшим, – лучезарно улыбнулся Сэм. Как-то уж слишком лучезарно. – Я сам не понимал, как все было напряженно после разговора с Рексом. Теперь напряжение ушло, и я чувствую себя великолепно. А ты как?

Патрисия смотрела на него во все глаза, не в силах вымолвить ни слова.

– Прошлой ночью ты снимал напряжение? И тебе это удалось?

– О, да! – Сэм снова довольно улыбнулся. – Я чувствую себя превосходно.

– То есть дело было в напряжении? Физическом напряжении?

Сэм облизнул нижнюю губу.

– Все дело было в подушке. Я всегда думал, что мне нужна новая подушка.

– Я должна идти, – резко проговорила Патрисия, пытаясь собрать волосы в привычный хвост, но под рукой нс оказалось, ни заколки, ни даже простой резинки. Она нетерпеливо отбросила волосы назад и по оценивающему взгляду Сэма поняла, что стало хуже. – Я думала, что знаю тебя, Сэм Уэнрайт.

– Конечно, знаешь. Знаешь, как никто другой. Но теперь мы знаем друг друга еще лучше.

– Значит, это была ночь узнавания и снятия физического напряжения?

– Отличная комбинация, ты не находишь?

– Я ухожу.

– Я подвезу тебя к салону Гаскона – предложил Сэм. – Ты же там оставила машину? Не хочешь позавтракать?

– Нет. Я должна уйти. Сейчас. – Патрисия прошмыгнула мимо Сэма.

– Патрисия, с тобой все в порядке? – озабоченно спросил он, спускаясь за ней в гостиную. – Хочешь выйти из игры? Я пойму и не обижусь. Прямо сейчас позвоню Рексу домой и скажу, что мы с Мелиссой расторгли помолвку, поэтому она не придет на вечеринку.

– Со мной все в порядке.

Да уж, в порядке! Вдруг выясняется, что она подарила свою девственность – какое старомодное выражение! – мужчине, для которого любовь с ней – это что-то между тридцатью минутами езды на велосипеде и двадцатью минутами плавания. Кроме того, она ничегошеньки не помнит!

Патрисия Пил, как же ты так, а?

Одна туфля обнаружилась под диваном. Патрисии снова пришлось встать на четвереньки, чтобы достать се.

– Я совершенно ничего не помню из прошлой ночи! – вдруг взвизгнула она и заплакала.

– А что ты должна помнить? – спокойно спросил Сэм. – Мы поужинали, потом приехали сюда.

– Вот вторую часть я как раз и не могу вспомнить! Ночь снятия напряжения? Что это значит, черт побери?

– Это значит, что мы спали.

– А до того?

– А до того ничего не было. Ни-че-го.

Все еще стоя на четвереньках, Патрисия подняла голову и внимательно посмотрела Сэму в лицо.

– Ничего?

– Ничего.

– Действительно ничего?

– Абсолютно.

Она почувствовала разочарование и обиду.

– Ни малейшего намека?

– Нет. Ты сразу уснула в шезлонге.

– А потом? – Патрисия все никак не могла успокоиться. Тут под злосчастным шезлонгом она заметила вторую туфлю.

– А потом я решил, что утром у тебя будет нестерпимо болеть шея, если я оставлю тебя в шезлонге на всю ночь. Поэтому перенес тебя на кровать.

– Ты нес меня? На руках?

– В следующий раз попробую сделать это ногами.

Патрисия надела туфли и почувствовала себя увереннее.

– Сэм. – Она покачнулась.

– А я пошел спать в комнату для гостей. – Сэм отставил чашку и подхватил ее под локоть, помогая удержать равновесие. – Успокоилась?

– А как насчет снятия напряжения?

– Я просто действительно хорошо выспался впервые за всю неделю. – рассмеялся он. – А ты что подумала? Поверь мне, если бы что-нибудь было, ты не забыла бы об этом. – И уже серьезно добавил: – Патрисия, неужели ты и впрямь подумала, что я мог воспользоваться ситуацией? Предать нашу дружбу?

Ну вот, опять он о дружбе.

– Извини, – пробормотала она, расправляя плечи. – Я была не в своей тарелке. Проснулась в чужом доме, в мужской постели… Извини.