Инкассатор кивнул, повторил, что она должна быть настороже, и удалился.

Поддельные!

Лиля закрыла лицо руками. Ее трясло от страха.

В этот вечер Лиля чувствовала себя неуютно. Она впервые осознала, куда ее может завести вспыхнувшее чувство. Сделаны первые шаги по опасной дорожке — при мысли об этом ее охватывал ужас, и ей хотелось повернуть назад.

Она солгала, изменила самой себе, и это было для нее полной неожиданностью. Она солгала инстинктивно, не задумываясь, как бы между прочим — сердце отдало мозгу приказ, которому нельзя было не подчиниться.

Но ради кого приносятся такие жертвы? — спрашивала она себя. Ради человека, о котором она знала только одно — он ей небезразличен. Так что, возможно, бродвейские знатоки жизни отчасти правы.

Этим вечером Лиля, сидя одна в своей комнате, устроила себе строгий экзамен. «Зачем я так поступила?» — спрашивала она себя, и ее сердце томительно сжималось, словно силясь сохранить тайну, но она знала ответ на этот вопрос.

Вся дрожа, девушка соскользнула с кровати, подбежала к окну и зарылась лицом в стоявший на столе букет увядших роз.

Любовь все побеждает. Она заставляет принцессу оставить двор, бросить вызов монарху, пренебречь своим происхождением и упасть в объятия безродного любовника. Побуждаемая ею, скромная девушка-клерк смеется над писаными и неписаными законами и приносит в жертву все, что у нее есть, — самое себя.

И их обеих ждет одна и та же сладкая награда. Любовь побеждает все.

Лиля сдалась не сразу. Она отчаянно сопротивлялась, стараясь убедить себя, как важно ей выстоять. Нет ничего ужаснее для женщины, чем страх, что она выйдет замуж за никчемного человека, потому что, когда решение о замужестве принято, она ждет славы, а не стыда.

Наконец Лиля сказала себе: «Я поступила правильно, когда его прикрыла. Он хороший — я знаю это, — разве сердце может меня обманывать? Что же мне теперь делать? Не знаю. Но что бы я ни сделала, не пожалею об этом».

После этого она улыбнулась и заснула.

На следующий день, когда она сидела за своим столом в «Ламартине», ее снова стали одолевать страхи и сомнения. Ее не покидало беспокойство и одолевали предчувствия, она с отсутствующим видом небрежно делала свою работу, обычную приветливость сменила рассеянность, она то и дело бросала взгляд на входные двери и разочарованно возвращалась к своим бумагам.

В этот день Ноултон в вестибюле «Ламартина» не появился.

Странные Рыцари праздновали победу. Они подумали, что Ноултон в конце концов внял их предостережениям и решил пойти на попятную. Они не скрывали своей радости, их лица сияли от удовольствия. Отчасти из-за их собственного нежного интереса к мисс Уильямс, отчасти от присущей всем мужчинам гордости.

В четыре часа дня Догерти прохаживался взад-вперед по вестибюлю, огибая высоченные мраморные колонны и прокладывая себе путь сквозь облака табачного дыма. Вид у него был важный, как у подающего в бейсболе, направляющегося к скамейке после только что выигранной партии.

Он не обращал никакого внимания на почтительные взгляды сидевших в креслах и стоявших там и сям завсегдатаев вестибюля, его даже не задели за живое язвительные реплики красотки из табачного ларька. Наконец он прошествовал к кожаному дивану, на котором расположились его приятели.

— Видите, — Догерти величественно повел рукой, — он сюда носу не кажет. А кто ему сказал, чтобы он убирался? Я!

— Погоди, — мрачно заметил Дрискол, — еще рано.

А если он придет — что ты будешь делать?

— Чушь! — оборвал его Дюмэн. — По-моему, он парень не промах. Он придет. И тогда — у нас есть план.

Но Ноултон не пришел ни в пять, ни в шесть часов. С приближением ужина толпа в вестибюле начала редеть, и Странные Рыцари тоже стали один за другим его покидать.

Дженнингс, выходя из бильярдной, остановился в углу и стал искать глазами, с кем бы поужинать. Он увидел, что Шерман сидит в одиночестве.

— Спасибо, — поблагодарил его Шерман за приглашение. — Я бы пошел, но у меня свидание. Увидимся вечером.

Дженнингс кивнул и покинул вестибюль.

Лиля все еще сидела за своим столом. Ее рабочий день закончился час назад, и никаких дел у нее не было. Однако она тянула время и не уходила, посматривая на двери и надеясь, что в них в последнюю минуту появится фигура, которую она так страстно хотела увидеть.

Наконец она поднялась и неторопливо надела шляпку и пальто. Прежде чем выйти из отеля, она перекинулась парой фраз с мисс Хьюджес, которая скучала в своем ларьке и имела утомленный вид.

— Неудивительно, что ты чувствуешь себя неважно, — сочувственно промолвила она. — Помереть со скуки можно на такой работе. Я тебя понимаю. Да и моя торговля не лучше.

— Ничего, — улыбнулась Лиля. — Просто немного разболелась голова. Спасибо за сочувствие. Всего хорошего.

Она вышла из отеля через главный вход, прогулялась по Бродвею до Двадцать третьей улицы и там повернула на запад. Час пик миновал, и народу было мало. Лишь несколько припозднившихся прохожих куда-то спешили, неуклюже ковыляя по обледеневшему тротуару.

Освещенные витрины магазинов в морозном воздухе казались особенно яркими. Автомобили-такси и двуколки осторожно двигались по заснеженным скользким мостовым, а автобусы, перевозившие пассажиров из одного района города в другой, гудели клаксонами.

Лиля подходила к Шестой авеню и ускорила шаг под порывами восточного ветра, ударявшего ей в спину, когда услышала, как кто-то сзади произнес ее имя.

Обернувшись, она увидела Билли Шермана, который тут же ей улыбнулся и приподнял шляпу.

Немного испугавшись, девушка кивнула и повернулась, чтобы уйти, но Шерман жестом ее остановил.

Улыбка на его смуглом симпатичном лице выглядела успокаивающей.

— Вы идете на остановку надземки «Шестая авеню»? — спросил он.

Лиля кивнула.

— Тогда нам по пути. Я тоже еду в спальный район. Вы не вполне здоровы, и вам не помешает провожатый. Если только вы…

Лиля начала было возражать, но он не обратил на это никакого внимания, прошел с ней до станции надземки и поднялся по лестнице. Он остановился у кассы, чтобы купить билеты, но Лиля вытащила один из своей сумочки, бросила его в коробку контролера и не оглядываясь прошла на платформу. Шерман присоединился к ней через несколько мгновений.

— Неужели даже такая маленькая услуга с моей стороны вызывает ваше неудовольствие? — укоризненно спросил он.

Лиля ничего не ответила. Загромыхал поезд, остановился, и они вместе вошли в вагон. Время было позднее, и они без труда нашли свободные сиденья. Когда поезд тронулся, Шерман повернулся к девушке и повторил свой вопрос.