Первый вариант для переселения – это Москва, но душа почему-то не лежала к такому решению вопроса, а вторым вариантом был переезд в Новгород. Насколько я помнил из школьной программы по истории, Новгород – город купеческий и вроде республика, там должны цениться мастеровые люди, к которым я себя причисляю. Наверняка в республиканском Новгороде будут востребованы мои знания, и мне удастся выбиться в люди, а в феодальной Москве на шею сразу сядут государевы люди, которые быстро наложат лапу на любое приносящее прибыль начинание.

Обдумав еще раз оба варианта, я все-таки выбрал Новгород и отправился на пристань, чтобы выяснить у купцов, во что обойдется мне такая поездка. Увы, круиз в Новгород стоил три гривны, что в принципе было мне по карману, но тогда бы я сошел на новгородскую пристань гол как сокол. Бомжевать в Новгороде мне не хотелось, поэтому оставался только один вариант – переехать в Москву. До нее можно было добраться пешком или с попутным караваном купцов за пару ногат, что в разы дешевле.

Такой итог размышлений о будущем сильно подпортил мне настроение, поэтому я решил закончить на сегодня все дела и найти хотя бы крышу над головой. Чтобы не бить без толку ноги, я отловил пробегавшего мимо мальчишку, который за деньгу подрядился выяснить, кто из местных жителей берет постояльцев, а сам отправился ждать результатов в рыночную забегаловку, в которой подавали обед из трех блюд по смешной цене.

Заведение местного общепита чем-то напоминало летнее кафе на два десятка посадочных мест и располагалось под сплетенным из лозы навесом. Обстановка была довольно скромной, посетители сидели на общих лавках за грубо сколоченными столами, но обслуживание оказалось на высоте, к тому же слух почтенной публики ублажал местный бард. Паваротти местного разлива тренькал на гуслях и пел гнусавым голосом былину про какого-то князя Ингваря. От скулежа местной поп-звезды сводило зубы, но посетители слушали этот вой с явным интересом и даже бросали музыканту какую-то мелочь.

За время, которое я потратил на обед, певец заработал пригоршню мелочи, что по местным меркам являлось весьма серьезной суммой. Это наблюдение заронило в мою голову идею попытаться изготовить гитару или гармошку, которая могла бы меня прокормить первое время. Прослушав весь репертуар барда, я был абсолютно уверен, что запросто смогу отбить хлебное место у этого тугоухого чуда природы. Моя бабушка трудилась хореографом в ансамбле песни и танца «Тульский хоровод», и мне с детства было известно множество народных песен, которые здесь пошли бы на ура.

Пока я обдумывал этапы своей будущей творческой карьеры, вернулся отправленный на разведку мальчишка со своим приятелем, мать которого была согласна взять меня на постой за ногату в седмицу. Я расплатился за обед и отправился следом за сыном хозяйки своей будущей жилплощади.

Видимо, квартирант семье Прохора – так звали мальчишку – требовался позарез, и парень заливался соловьем, рекламируя сдаваемое в аренду жилище. По дороге я выяснил, что его мать зовут Прасковеей, а парень уже совсем взрослый, так как ему исполнилось двенадцать лет. Мать у Прохора вдовая, поэтому они живут без отца, и у него есть еще младшая сестра Машка. Отца в прошлом году убили татары, а его с матерью и сестрой угнали в полон. Княжеская дружина догнала супостата и отбила пленников, но Машка теперь заикается, и ее будет сложно выдать замуж. Если верить словам парня, то матушка у него добрая, но живут они голодно, потому что в хозяйстве нет мужского пригляду.

Так под аккомпанемент шумной рекламной кампании юного пиар-агента мы наконец добрались до усадьбы Прасковеи. Дом, в котором жила семья Прохора, стоял в конце улицы, ведущей к лесу. Изба ничем не выделялась среди других домов на улице, но выглядела запущенной. Дранка на крыше прогнила и требовала замены, плетень перед домом завалился набок и держался лишь на подпорках. Прохор открыл калитку и пропустил меня во двор.

– Мама, я привел постояльца! – окликнул парнишка женщину, которая доила во дворе козу.

– Машка, подои Красаву, – сказала женщина девочке лет десяти, поднялась со скамейки и подошла ко мне.

На вид Прасковее было около тридцати лет, но она выглядела изможденной, словно после тяжелой, продолжительной болезни.

– Значит, это вы хотите встать у нас на постой? Как вас величать?

– Величают меня Александром Ивановичем Томилиным, – представился я. – А вас как зовут, хозяйка?

Мои слова чем-то сильно удивили женщину, но она быстро взяла себя в руки и ответила:

– Я Прасковея Ильинична, Копытины мы. Пойдемте, я покажу, где вы будете жить. Место хорошее, и крыша не течет, мы с Машкой все приберем, и можете располагаться.

Увы, но в тот момент я был полным профаном в социальном устройстве Руси пятнадцатого века, поэтому представился по имени, отчеству и фамилии, тем самым присваивая себе как минимум статус боярина. Однако хозяйка дома в ответ тоже представилась по отчеству, подчеркивая в ответ свое непростое происхождение. К счастью, допущенный мною ляп не имел серьезных последствий и не сказался на моем здоровье, а ведь за самозванство могли очень серьезно спросить.

Прасковея повела меня не в дом, а к длинному сараю, стоящему по правую сторону двора.

– Вы простите меня, что веду вас не в дом, но там татары похозяйничали, и теперь крыша течет. Я поселю вас в мастерской моего покойного мужа, там есть отдельная комната, где он летом жил. Вы не сомневайтесь, комната хорошая, даже пол деревянный. Есть удобная лежанка, стол и шкаф, вам понравится.

– А чем ваш муж занимался? – спросил я хозяйку, осматривая просторный сарай, вдоль дальней стены которого лежали разнокалиберные деревянные заготовки.

– Муж у меня был колесным мастером, телеги делал и тележные колеса. Еще Авдей плотничал помаленьку и мог отковать что попроще, тем и жили. Если найти покупателя, то я недорого отдала бы мастерскую внаем, правда, татары весь инструмент подчистую вымели, лишь горн остался да каменная наковальня.

– А круг гончарный чей? – спросил я, увидев в углу рабочее место гончара.

– Отец у меня гончаром был, вот я сейчас горшки и леплю понемногу. Мы без кормильца остались, приходится как-то на жизнь зарабатывать. А ваша семья где?

– У меня случилась та же история, только нашу семью варяги в полон увели, а что стало с отцом и матерью, я не знаю. Мне тогда столько же лет было, сколько вашему Прохору, – озвучил я легенду, заготовленную для таких случаев.

– То-то выговор у вас странный, а я поначалу думала, что вы литвин.

– Да нет, из Пскова я, только долго на чужбине прожил.

На этом допрос закончился, и Прасковея открыла дверь моего будущего жилища. Комната оказалась площадью метров двенадцать и, видимо, раньше была столярной мастерской. У закрытого ставнями окна стоял верстак, а вдоль дальней стены лежанка. Рядом с лежанкой к стене был приколочен двухстворчатый шкаф с дверцами на кожаных петлях.

– Прохор, принеси лавку из дома, – приказала сыну Прасковея и спросила меня: – Александр Иванович, вас устраивает комната?