себя частью конца великой эпохи, откуда в его картинах наглость и независимость?

В информационном поле самобытные художники этого периода тонут в мейнстриме – повторюшах за Микеланджело и Рафаэлем. Действительно, интернациональная манера конца XVI века – это перекрученные вокруг своей оси тела со странными пропорциями и силиконовыми мускулами. Чтобы заработать, северные художники торопливо раскрашивали на своих полотнах фигуры, увиденные ими на гравюрах с работ Микеланджело. Именно от этих вывертов и воротило Брейгеля.

Россо Фьорентино. Святое семейство, 1520 год. Музей искусств, Лос-Анджелес

Нимфа Лара проболталась об одном из романов Юпитера его жене, за что Юпитер отрезал, нет, не себе причину, а Ларе язык, и приказал Меркурию отвести ее в царство мертвых. Меркурий шел долгим путем, Лара успела родить от него двух сыновей – ларов, богов домашнего очага.

На художниках Высокого Ренессанса живопись не кончилась и кончиться не могла: надо было украшать новые церкви, дарить подарки, посылать портреты женихам и украшать свадебные сундуки. Да, даже великие художники в то время расписывали, например, веера, Вазари не зря старался, нужно было очень много усилий, чтобы их работы начали ценить выше драгоценностей.

Корнелис ван Харлем. Юпитер и Меркурий наказывают нимфу Лару, 1597 год. Музей изящных искусств, Будапешт

Представление о профессии художника

Около 1000 года н. э. в Европе успешный воин – это элита элит. Если ты захватил замок и сплотил вокруг себя банду, есть шанс поесть сытно. В конце XIX – начале XX века для образованного пишущего человека воин – это безмозглый безвольный убийца или несчастный человек, которого заставили взять в руки оружие. Крестьянам в массовом сознании, кажется, повезло только единожды. В XIX веке в России властители дум видели в них носителей природной мудрости. Все остальное время они не интересовали примерно никого. Фактических кормильцев запугивали военной силой, цементируя этот страх пропагандой.

Императоры и светские интриганки привлекают больше внимания, точнее его привлекают власть, влияние и роскошь. И, конечно, раньше историю в принципе изучали как историю правлений. Курс на интерес к повседневной жизни разных слоев населения, как и 90 % читателей исторической литературы, возник недавно.

Чтобы спорить об искусстве, нужно для начала уметь читать. Еще двести лет назад этот навык не был распространен повсеместно.

Говоря о восприятии образа монарха, мы можем отметить два полюса. Первый – идущий со стороны власти и подкрепленный оружием. Вся власть от бога, правитель сделан из иного материала, мудр, прекрасен и все лучше знает. Когда про художника с восхищением говорят, что он «не от мира сего», он становится немного похож на иконный образ правителя или святого. Противоположную точку зрения пропагандировали революционеры. Монарх – кровосос, он омерзителен и туп, только оправданный страх за свою жизнь и необразованность граждан позволяют ему заедать их век. С исторической точки зрения каждый монарх имел то значение, которое у него получалось иметь. Возможностей и, соответственно, ответственности за принятые решения у него было больше, чем у подданных. Но видно и то, насколько каждый из них был зависим от окружения, и то, насколько они все вместе были беззащитны перед эпидемиями и капризами климата.

Однако даже если монарх был глупым, он все равно находился на вершине пищевой цепочки, пусть это и кажется несправедливым читателю XXI века. Поэтому адекватным будет учитывать возможности каждого из монархов, не только голые действия «сами по себе», но и условия, при которых они были совершены. Этот подход исключает ненависть или пламенную любовь, на них просто не остается сил.

С художником то же самое. Можно использовать выражение «эпоха Веласкеса» в качестве метафоры. Но чтобы утверждать, что Веласкес был центром жизни испанского двора первой половины XVII века, нужно написать фэнтези, в рамках которого это будет так. Потому что ни король, ни временщик герцог Оливарес не падали ниц перед живописцем. Можно даже предположить, что это они считали себя его благодетелями и вовсе не благодарили небо за возможность дышать с ним одним воздухом.

Веласкес. Портрет инфанты Маргариты в розовом платье, около 1653–1654 годов. Музей истории искусств, Вена

Жалостливое отношение к современным художникам, которые «вынуждены» добывать себе хлеб, находится полностью в русле этой традиции. Оно было бы понятно, если бы когда-нибудь художников носили на руках.

Некоторые называют Веласкеса, сына выкреста[38], первым еврейским художником.

Букет на столе мог бы написать Эдуард Мане.

Художник не был свободен в эпоху Возрождения. Цех защищал его и ограничивал. Сын пастуха не мог, почувствовав зов, стать живописцем, а сын художника вряд ли долго думал о том, чем ему лучше заняться. Штучные исключения известны, но они никак не меняли порядок вещей. Представление о том, что каждый человек, родившись, может реализовать полный спектр своих талантов, принадлежит сытому веку. Практикой оно не подтверждается. В Северной части Европы в эпоху Ренессанса по мастерским художников ходила специальная комиссия, которая проверяла соответствие технологий производства заявленным и общепризнанным. Человек, заказывавший свой портрет члену цеха, не только радовал себя зеркалом, в котором не отражены ни шрамы от оспы, ни дырки между зубами. Ему гарантировали, что портрет прослужит долго и его внуки смогут показать соседям своих благородных предков.

Неизвестно, завидуют ли ювелиры, краснодеревщики и аптекари тому социальному статусу, который возник у некогда близких им художников. Художники растирали пигменты, смешивали краски сами и нередко состояли в одних цехах с аптекарями. Кто предположит сейчас, что аптекарь должен обладать скверным характером и носить берет? Кого вообще волнуют личные качества аптекаря? Покупатель даже напряжется, если фармацевт будет рекомендовать обезболивающее, прихлебывая абсент.

Сегодня специалисты знают, как был устроен труд художника, какое место в обществе он занимал. Но в альбомах, рассчитанных на широкую аудиторию, нередко пишут про беззаветное служение музам, трепет, искушения и подвиги. Но ведь просветительская деятельность – это не сочинение житийной литературы на основе событий жизни художника. Оставим это Якову Ворагинскому. Это рассказ, в котором опущены подробности, важные только для специалистов. Упрощать биографию до сказки нужно только в том случае, если она рассчитан на аудиторию до 14 лет.

Будут ли меняться представления о творчестве и личности художника? Мы уже видим, что это представление мутировало, эволюционируя вслед за условиями жизни, поэтому логичнее предположить, что да, будут меняться. Любопытно будет посмотреть на богему после того, как рутинные офисные профессии окажутся заняты роботами и люди будут избавлены от монотонного труда. Уцелеет ли концепция оскопленного творца, который один вне мира и над ним, свободный и независимый? Ведь сколько не созерцай