– У меня? Ринальди… Неужели ты не понимаешь, что тебя ждет?

– Меня ждут катакомбы, – ровным голосом сообщил эпиарх-наследник, – тьма, холод, возможно, чудовища и наверняка смерть. Я все прекрасно понимаю, но это не повод для рыданий.

– Почему ты не призна́ешься, ну почему?!

– Лэйе Астрапэ, да потому что не трогал эту шлюху! Хорош бы я был, если б взял на себя ее шашни.

– Беатриса – не шлюха! Ее мучили, пытали…

– Ну так возрыдай на ее несчастья, а чего ты хочешь от меня?

– Рино, я понимаю. Ты… ты сначала не хотел ничего дурного, просто злился на Борраску за Чезаре, и что он послушал Эридани и отослал тебя из армии… и ты терпеть не можешь, если тебе перечат.

– Это правда, – брат вновь улыбался, – не могу.

– Вот видишь… Когда Беатриса тебе отказала, она… Она, наверное, сказала что-то ужасное, оскорбительное, и тебя понесло. Как с тем проповедником, помнишь, ты мне рассказывал?

– Помню. Теперь мне кажется, я поторопился, сморчок в самом деле что-то почуял. Не во мне, до жены Борраски я не дотрагивался.

– Она же беременна от тебя!

– Значит, это она дотрагивалась до меня, когда я был пьян. Мало ли женщин забирались ко мне в постель.

– Зачем ты лжешь? – выкрикнул Эрнани. – Я пришел помочь тебе, а ты…

– Мы знакомы семнадцатый год, будущий эпиарх-наследник. Если ты веришь в мою вину, нам говорить не о чем.

– Ринальди, а как мне не верить? Как?! Ни одно твое слово не подтвердилось, тебя обвинили не только Беатриса, но и ее слуги, твоя подруга, даже твоя кровь!

– Как не верить? – Брат на мгновенье задумался. – Похоже, никак. Хотя я никогда бы не поверил, обвини тебя кто-нибудь в том, что ты хочешь прикончить нас с Эридани и завладеть троном. Не поверил бы, даже разверзнись небеса и вернись Ушедшие Боги.

– Как ты можешь такое говорить?!

– Так же, как ты и Эридани, – Ринальди махнул рукой, глухо и насмешливо звякнула цепь. – Ты веришь, что я полгода насиловал жену старика Лорио. Почему бы мне не поверить, что ты собрался стать анаксом? Нет, братец, я не настолько добр, чтоб ради твоего спокойствия признаться в подлости, которую не делал.

– Ради моего спокойствия?! – подался назад Эрнани. – Спокойствия?!

– Разумеется. Ты бы с чистой совестью проводил меня в пещеры, ибо это справедливо, а потом принялся меня оплакивать, ибо я твой некогда любимый брат. Разве не так?

– Ты сошел с ума!

– Напротив, никогда не был в столь здравом рассудке, как сейчас. Эридани раздулся от осознания собственной праведности. Еще бы, осудил родную кровь! Великий анакс! Справедливый анакс! Неподкупный анакс! А тебе ужасно хочется стать всеобщим утешителем, но мне ни от тебя, ни от Эридани не нужно ничего. Слышишь? Ничего! Ни поучений, ни прощений. Но и я вас не прощу.

– Ринальди, почему ты так со мной разговариваешь? Я хочу помочь тебе…

– А как еще прикажешь с тобой говорить?

– Тогда мне лучше уйти…

– И впрямь лучше, – согласился Ринальди, – меня тошнит от твоего присутствия, а каяться я не собираюсь. Не в чем, знаешь ли.

Эрнани вскочил и забарабанил в дверь. Открыли тотчас. Подслушивали? Вряд ли. Слишком толстые доски и слишком много ушей.

– Мой эпиарх уже уходит?

– Да, – вздернул подбородок юноша, – я сказал то, что должен.

А что он был должен? Вырвать у Рино признание? Кому это нужно? Ринальди виновен, в этом нет сомнения, почему же он нападает, а не защищается? Брат умрет в коридорах Лабиринта, страшно умрет, но он сам выбрал свою судьбу. Откуда в нем столько злобы, лжи, презрения ко всему святому, ну откуда?! Прежде брат не был ни лживым, ни злым, ни жестоким. Когда же в него вселился этот демон? И почему? Неужели эсператисты правы и все зло в мире от гордыни и нежелания открыть свое сердце перед Создателем? Перед Создателем или перед Ушедшими Богами? Так ли важно, перед кем, главное – зло, которое мы носим в себе.

– Моему эпиарху нужна помощь при спуске?

– Нет. Я сам.

Эрнани и в самом деле спустился сам, хотя дважды чудом не упал, настолько узкой и неудобной была лестница. В небе молнией мелькнула белая ласточка. Белая ласточка… Символ Ветров, герб рода Борраска, знамение того, что все правильно. Рассказать Эридани о встрече? Зачем? Хотя, если правда так или иначе всплывет, он не станет лгать, просто не скажет о булавке с розой. В конце концов, она еще может пригодиться ему самому, а Ринальди не спасти. Эридани это понял намного раньше, потому и сказал, что Рино для них потерян. Анакс всегда любил Ринальди больше прочих братьев, но он – глава дома Раканов и должен думать о высшем, как бы больно ему ни было.

12

Мастер

Эрнани сидел у окна, на его коленях лежала раскрытая книга, но вряд ли юноша думал о том, что в ней написано.

На стук двери эпиарх обернулся и широко распахнул глаза, внезапно став похожим на Ринальди. Та же врожденная грация и обреченность.

– Диамни… Я думал, урока сегодня не будет.

– Его и не будет. – Художник, отвечая на молчаливую просьбу, сел напротив своего ученика. – И все-таки я пришел ради живописи.

– Да?

Дети Заката, сколько безнадежности в этом голосе! Правда вернула бы беднягу к жизни, но подстроивший Ринальди ловушку подонок слишком много знает о том, что творится во дворце. Нельзя рисковать. Никто не должен усомниться, что Диамни Коро думает лишь о картине, на которой осужденному предстоит изображать демона.

Проклятье, ведь все так и было! Еще вчера он не думал ни о людях, ни о чужой истерзанной жизни, а лишь о том, чтобы, собрав побольше боли, соткать из нее узор, достойный вечности.

– Диамни, я слушаю.

– Эрнани, надеюсь, ты меня поймешь. – Завтра этот мальчик станет эпиархом-наследником и останется таковым, пока анакс не обзаведется законным потомством. – Возможно, сочтешь безумцем, но поймешь. Для меня главное в жизни – искусство. Мир, война, любовь – это для других. Я живу лишь тем, что переношу на свои холсты…

Так было, но так больше не будет. Вся его прошлая жизнь была сном и трусостью. Нельзя жить выдумкой, миражом, закрывая глаза на творящиеся вокруг мерзости.

– Да, Диамни, я знаю. Чем я могу тебе помочь?

– Я не успел закончить эскиз. Суд оказался слишком коротким.

Слишком коротким?! Ушедшие Боги, что такое он несет?! Если Ринальди погибнет, то он, Диамни Коро, потеряет еще и этого мальчика. Эрнани не простит учителю равнодушия, как не