их именем несправедливость. Если они вдруг вернутся, что станется с судьями? Со лгуньей, с молящимся на нее мужем? Ринальди поравнялся с художником, и Диамни исхитрился поймать взгляд эпиарха. Мастеру показалось, что в изумрудной глубине мелькнул и погас живой ясный огонек, а может, Диамни ответила его собственная надежда. Художник опустил голову и углубился в рисунок: он увлечен работой, ему нет дела до Ринальди Ракана, он рисует демона и заранее гордится великой картиной. Картиной, которая поднимет мастера Коро выше самого Сольеги! Кажется, он слишком сильно надавил на грифель, тот сломался, художник отшвырнул обломок и схватился за другой. Вовремя.

– Мастер, тебе теперь будет плохо видно. – Каннио счел своим долгом опекать обласканного анаксом художника и дальше. Человек-пес был прав: с места, где сидел Диамни, то, что творится у входа в катакомбы, не разглядеть. Проклятье, как же он не хочет идти и смотреть, а придется.

Художник торопливо вскочил, бормоча слова благодарности. «Пес» ловко подхватил треножник, и они перебежали к противоположному краю площадки. Оттуда и впрямь открывался отличный вид на черную, скругленную сверху дыру и распахнутые в обе стороны створки решетки – бронзовые рамы, забранные витыми прутьями, меж которыми могла проскочить упитанная кошка. Отлично! Сквозь такие щели пройдет не только меч, но и другие вещи. Те же сандалии с флягой. Только бы ночью здесь не выставили охрану, хотя не должны – Капкан Судьбы и так не выпустит свою жертву.

Во время зачтения приговора Ринальди пришлось повернуться лицом к братьям, Беатрисе, главам Великих Домов. Повелители Скал и Молний опустили головы, Повелитель Волн смотрел прямо перед собой, но на осужденного или поверх его головы, с того места, где находился Диамни, было не разобрать. Зато художник видел окаменевшее лицо Борраски, которому имя Скал сегодня пристало больше, чем откровенно тяготящемуся жутким зрелищем Надорэа. Будь Ринальди виновен, он вряд ли бы выдержал взгляд старого полководца, но эпиарх глаз не опустил. Вытерпел и художник, хотя больше всего на свете ему хотелось закрыть лицо руками. Сейчас мастер Коро – равнодушный сторонний наблюдатель, озабоченный лишь будущей картиной, его дело – пялиться на осужденного, и он пялился, а ликтор зачитывал приговор.

Беспощадные, нелепые в своей старинной витиеватости слова разносились над замершей под ясным радостным небом площадью. Усилившийся ветер швырялся пригоршнями белых лепестков, обдавая застывших смертных ароматом цветущих акаций и поздней сирени. Цветы были исполнены любви и радости, люди – ненависти и злобы.

Мастер Сольега смог бы это нарисовать – предвкушающую чужую агонию двуногую стаю, бело-лиловое цветочное море и одинокого узника. Сольега смог бы, Коро не сможет, он вообще не уверен, что, когда все закончится, вновь возьмется за кисть.

– В свой последний час, прежде чем ты останешься наедине со своими преступлениями, покайся пред оскорбленными тобой, упади пред ними на колени и моли о прощении!

Губы Ринальди Ракана тронула усмешка.

– Мне не в чем каяться. Я невиновен, но не могу этого доказать. Вы мне не верите, что ж, ваше право. Прощайте! Вы свободны от меня, я – от вас.

Четверо стражей шагнули вперед. Им надлежало сорвать с осужденного плащ, подхватить его под руки и, обнаженного, швырнуть в зев пещеры. Они честно собирались исполнить свой долг и наверняка бы исполнили, если бы подошли сзади, но обычай требовал другого. Ринальди был скован, однако взгляд тоже может стать оружием. Воины невольно отступили перед изумрудной молнией, а эпиарх, немыслимым образом извернувшись, сбросил траурный плащ, повернулся и, прежде чем стражи и зрители опомнились, шагнул в черный провал.

– Закрыть решетку, – слова Эридани были тяжелы, как привозимые с севера гранитные глыбы. Очнувшиеся исполнители бросились к створкам. Когда те сомкнулись, в пасти катакомб никого не было. Ринальди ушел во тьму, не оглядываясь и не дожидаясь, когда за его спиной щелкнет Капкан Судьбы.

Часть вторая

Страж Заката

1

Мастер

Диамни прислушался – за ним никто не шел. Художник невесело усмехнулся своей осторожности – стража у холма Абвениев никогда не стояла, это место защищало само себя, а охранять Капкан Судьбы и вовсе глупо. Случайный человек ко входу в Лабиринт в ночь после казни тем более не потащится. Нет, опасаться некого, по крайней мере, из числа смертных.

Мастер взглянул на небо: полночь давно миновала, но до рассвета далеко – самый сонный час. И самое подходящее время для свидания, только здесь ли Ринальди? Дождался или решил, что новоявленный любимец анакса забыл о своем обещании или струсил?

Проклятую решетку окружал лиловатый ореол, едва заметный в холодном лунном сиянии. Луна светила художнику в спину, тянула любопытные лучи в глубь пещеры. Уже по-летнему теплая ночь отнюдь не была темной, хотя любая темень наверху не сравнится с непроглядной вечной чернотой. Ринальди был смел до безрассудства, но от Эрнани мастер Коро знал, что подземелий эпиарх-наследник не любил. Не любил и по закону вселенской мерзости угодил в самое страшное из них! Художник подошел вплотную к невысокому каменному порогу, теперь между ним и заклятой решеткой оставалось не больше ладони.

– Эпиарх… Мой эпиарх, ты здесь?

– Ты пришел?

Рассеченное тенями лицо казалось мраморным.

– Как я мог не прийти?

– Так же, как все остальные, – глаза Ринальди сверкнули странным зеленовато-лиловым огнем, какого художник ни разу не замечал у людей. Только у кошек. И еще подобный отсвет порой появляется на шеях сизых голубей, когда они разгуливают по освещенному солнцем двору. Видимо, дело было в лунных лучах, смешавшихся с окружавшим решетку сиянием.

– Вот воровской кинжал, – мастер торопливо раскрыл свой ящичек. – В ручку вставлена отмычка. Мой эпиарх сможет открыть замки?

– Попробую.

– Я подожду.

Ринальди возился долго, очень долго. Диамни успел проклясть все на свете и перемолиться всем богам. Если эпиарху не удастся снять цепи, ему не выплыть.

– Готово, – Ринальди делано засмеялся, – никогда не думал, что быть вором так трудно.

– Для таких, как эпиарх.

– Эпиарх умер и похоронен, – резко бросил пленник Лабиринта. – У эпиарха была прорва приятелей, сотни друзей до гроба, десятки любовниц и три брата… Не осталось никого… Но Чезаре и Анэсти мне бы поверили, клянусь тебе, поверили бы! Только Анэсти мертв, а Чезаре где-то носит, хоть бы только жив был…

– Не думай об этом! – прикрикнул художник. – Держи. Сначала меч. Осторожно!

– Я осторожен, как кот на кухнях. Никогда не тянуло превратиться в статую, а теперь и подавно.

– Ножны… Пучок лучины, вокруг я намотал веревку, мало ли что… Сандалии… Еще лучина… В кольце – яд, надеюсь, не понадобится…