Она шла к нему в последний раз. Это она точно знала. Но убить Тихона Снежана не сможет. Скорее он ее убьет. Туда ей и дорога. До сегодняшнего дня жизнь ей казалась одним большим приключением. Сном, который скоро закончится. Теперь, после встречи с Ритой, этот сон должен превратиться в кошмар. Значит, это была судьба. Она не волновалась, только сердце покалывало. Чрезмерная чувствительность. Так недолго и до инфаркта допрыгаться.

Сегодня она никого по пути не встретила. А если бы и встретила, никто бы не поинтересовался жизнью Тихона. А о ней и вовсе. Так и было задумано изначально. Пропадут люди из поля зрения, о них никто и не вспомнит. А они могли исчезнуть в любой день. Нельзя же безнаказанно ходить по тонкой веревочке над пропастью. Им до сих пор чертовски везло. И все лишь потому, что они молчали. Ни один стукач, ни один уголовник их не мог сдать, продать и заложить. Тут Рита права. Сообщников быть не должно. Даже из них двоих нужно сделать лишь одну. Вторая станет тенью первой. Тихон ее никогда не оставит в покое. Он считает ее своей собственностью. Снежана никогда так не считала, но не мешала ему так думать. Оборвалась веревочка. Всему приходит конец. Разве она может показать сестре этого старого урода, да еще признаться, что спит с ним?

У Снежаны разболелась голова. Открыв своим ключом квартиру, она так и не приняла решения. Темно. Пришлось зажечь свет. Тихона не было. Один он не пойдет на дело. Они вместе строили планы. Сейчас период затишья. Он сам об этом просил. Выдохся мужик, не мальчик уже. Ушел за водкой? На кухне целый ящик стоит нетронутым. В квартире чисто. Редкий случай. На столе в столовой лежала записка, точнее, целое письмо. Тихон стеснялся писать, зная, сколько ошибок делает в каждом слове. А тут…

Снежана начала читать:

«Милое мое создание! — Снежану передернуло. Этот упырь не знал нежных слов. — Ты была всем для меня. Теперь у тебя есть сестра, а у меня никого не осталось. Я жил волком-одиночкой и по-другому не хотел и не умел. Появилась ты, и мир перевернулся. Но я хочу рассказать тебе историю из мексиканского сериала. Двадцать шесть лет назад я был сильным и крепким авторитетом. Мне было столько же, сколько тебе сейчас. Сидел на пересылке в «престижном» СИЗО. Долго сидел. Запутал следствие и суд так, что они подавились этой кашей. Надзиратели нам водку и дурь носили. Заначка у всех имелась. Без хрустов в клетке жить трудно, а я еще и в карты выигрывал. Вот тогда я взял за грудки старшего надзирателя и потребовал бабу. У придурка мотня намокла. В правом отсеке женское отделение находилось. «Молодую приведи и красивую», — потребовал я. И он привел. Платить всем пришлось. Пять постов просквозить требовалось. Не хухры-мухры. Свели нас в изоляторе для штрафников. От глаз людских подальше. Увидел я Катьку и обомлел. Сказка. Таких отродясь не видывал. Крышу снесло. Девчонке восемнадцать, а она уже под расстрельной статьей ходит. Она не сопротивлялась, знала, как все делается. Раз уплачено, то работай. Иначе башку снесут. Меня от нее оторвать не могли. И было у нас семь свиданий. Потом деньги кончились. А без них никуда. Тюремной почтой пользовались. Катюша скупа была на слова. Один лишь раз написала доброе слово «Скучаю». Вот такая у меня была любовь. Иной и быть не могло. Но я ее до сих пор не забыл. Других не искал. Хватал, что под руки попадалось, убивал и трахал. И не похоть удовлетворял, а злость свою. Когда я встретил тебя, то вновь ожил. Я увидел в тебе Катю. Словно она заново на свет родилась. У меня опять снесло крышу.

А теперь о главном. Как мог, я следил за судьбой Екатерины Бережковой. Женщин в нашем государстве не расстреливают. Ее вопрос решался долго. Я уже в зоне баланду жрал. И вот мне пришла весточка. «Катю под конвоем отправили в роддом. Родила двух девочек. Мать спасти не удалось. Заражение крови. Скончалась. Похоронена в общей могиле». На этом все. Но у тебя же не было сестер. Я это знал, хотя и видел в твоих глазах глаза Кати. Такие повторить нельзя. Я жил со своей дочерью! И будь я за это проклят! Прости, если сможешь! Даже своим близким я ничего не мог сделать, кроме зла! Пора завязывать с этой поножовщиной. Не смею называть себя отцом. Был и остаюсь твоим Тихоней».

Дочитав письмо, Снежана вытерла слезы и потеряла сознание. Красные круги поплыли перед глазами, и подкосились ноги. Она не знала, сколько провалялась на полу. Пришла в себя, встала на ноги и направилась в туалет. Здесь Тихон и висел. Табуретка валялась рядом.

Опять кольнуло сердце, но в обморок она больше не падала. Наоборот. К ней вернулись силы и решительность. Снежана взялась за телефон, вызвала полицию и «Скорую помощь». Возле телефона лежала еще одна записка. Почему он ее положил сюда, а не оставил на столе?

«Деньги я не трогал. Тратил только на водку и хлеб. Остальное все цело. Помнишь памятник на кладбище? Взглянув на него, ты сказала: «И мне поставь такой же!» Он светлый и не унылый. Там все и зарыто. Если сможешь, живи. Прощай и прости!»

Снежана вспомнила тот памятник. Какая ирония судьбы! Она водила своего отца на могилу к своему отцу, летчику-герою, который не имел к ней никакого отношения. Одна из могил привлекла ее внимание, когда они прогуливались по аллеям. На черном постаменте из гранита стоял опустивший голову ангел из белого мрамора. Каменная тоска. Такую она ощущала в беспокойной душе. И этот варвар зарыл под святыней грязные кровавые деньги. Может, он хотел, чтобы только она могла их найти? Эта записка ни о чем не говорила постороннему человеку. А тайников у них не было. Она тратила свою долю, а его сбережениями не интересовалась. Снежана поймала себя на мысли, что вновь пытается его оправдать.

Милиция приехала первой. Девушка показала им труп.

— Он сам? — спросил майор.

— Не знаю. Я приехала час назад. Он уже был холодный.

— А вы кто? На дочь не похожи.

— Тихон бывший преступник. Давно уже завязал. Правды не скрывал. Он у нас ремонт делал. Гроша в доме не пропало. Я дочь генерала авиации Дергачева. Этот мужичок показался мне очень добрым. Я его навещала раз в месяц. Привозила продукты. Деньги он отказывался брать.

— Наивная душа, — хмыкнул майор.

— Суицид налицо, — сказал эксперт. — Надо оформлять.

— Я хотела бы похоронить его по-человечески, а не в общей могиле для бомжей.

— Это ваше дело. Оставьте свой адрес, мы вам сообщим, в какой морг его отправят.

Девушка никого не заинтересовала. Протокол тоже составлять не стали, но понятых вызвали, а Снежану просто пожалели. Слезы на глазах молодой красавицы смягчили сердце майора.

Не замечая дождя, Снежана возвращалась к стоянке. Ее мучил вопрос. Говорить Рите об их общем отце? Как она узнала о том, что их родители были преступниками? Что ей известно? Не больше, чем тем, кто принимал роды. А откуда она знает о подробностях тюремного романа? Нет. Надо молчать.

Это произошло в первом часу ночи на пустынной улице. Роман шел на встречу с нужным человеком, и тут…

Машина на огромной скорости влетела на тротуар и сбила человека. Роман находился на другой стороне улицы и очень хорошо видел, как все происходило. Жертву подбросило вверх метра на три, и человек, превратившийся в тряпичную куклу, рухнул на асфальт. Роман замер. Кошмарная картина. Две-три секунды, и все кончилось. Машина, не снижая скорости, скрылась с места происшествия. И вновь вокруг воцарилась тишина. Роман пришел в себя и побежал на другую сторону. Сработал инстинкт врача. Он не мог уйти, оставив человека без помощи, но его услуги трупу уже не понадобились. При падении человек разбил себе лицо и черепушку. Тут у Романа сработал другой инстинкт. Он обшарил карманы трупа, достал мобильный телефон, ключи, бумажник и паспорт, все это забрал себе, а в карман трупа положил свой паспорт на имя Романа Заболоцкого. Этот мужчина опознанию не подлежит и к тому же они приблизительно одного возраста. Теперь бывший зэк Заболоцкий был мертв. Квартира продана, новую он на учет не ставил.