– Пока он только сорвал с тебя печать, приготовил к разговору. Когда Змей заговорит, устоять перед его предложениями будет совсем не просто.

– Шуа устоит, – вмешалась мать. – Второй учитель должен владеть силами магии. Чтобы успешно бороться с тем же Змеем.

– Думаю, нам все-таки лучше повернуть в Галилею, – задумчиво произнес отец.

Ночевали мы в другой пещере, которую отец также отыскал среди утесов. Судя по закопченному потолку, в ней останавливались довольно часто. Мы не стали разжигать огонь, поужинали сухим хлебом, водой и горсткой фиников. Повернувшись лицом на восток, отец долго молился, полностью погрузившись в свои мысли. Мать шепотом уговаривала меня последовать его примеру, и я тоже помолился немного, попросив Всевышнего дать знак, по какой дороге идти, но главное – избавить меня от опасностей. Шершавый холод змеиного языка словно приклеился к уху. При мысли, что встречи со Змеем только начинаются, мне становилось не по себе.

Ночью я проснулся от звука голосов. Родители, сидя у входа в пещеру, тихонько разговаривали. В абсолютной тишине ночи я слышал каждое слово.

– Ты уверена, что он спит? – спросил отец.

– Да, я сейчас проверила. Что будем делать, Йосеф? Змей нашел нашего мальчика. Вестник говорил правду – Гордус обратился к магам.

– Пока его Змей только пометил. Странно, я ведь, когда погружался, проверил, нет ли в пещере посторонних. Все было чисто. Он успел проскользнуть, пока я переодевался и разговаривал с Шуа.

– Мы сумеем добраться до Кумрана? Он не нападет по дороге?

– Змей нападает только в воде. Он ведь дитя подземной тьмы. А в безводной пустыне и под солнцем он бессилен. Учитель Праведности не зря выбрал пустыню для обители избранных.

– А что будет в Кумране? Ведь избранные окунаются по три раза в день. И Шуа пойдет с ними.

– В ессейские бассейны ему не пробраться. Там стоит такая защита – комар не пролетит, не то, что Большой Змей. Кроме того, Шуа сразу обучат растождествляться с телом перед погружением. И тогда змей не сможет отыскать отметину.

– А ты не можешь его этому обучить?

Отец хмыкнул.

– Я давно все забыл, Мирьям.

Голоса смолкли.

– Очень важно, на какой путь его определят, – нарушил молчание отец. – Шуа лучше всего учиться у Терапевтов. Для пути воинов он не годится: слишком добр и мягок, а для пути Книжников чересчур непоседлив.

– Мой брат уже много лет у терапевтов, – прошептала мама. – Я попробую поговорить с ним.

– Он не станет с тобой встречаться. Ты когда-нибудь слышала про избранного, находящегося под одной крышей с женщиной?

– Мы можем встретиться на улице. Я расскажу ему, кем предназначен стать его племянник.

– Терапевты не любят разговоры про Второго Учителя. По их мнению, всякая власть от Бога, поэтому нужно полностью подчиняться приказам и установлениям царя и Рима. Второй Учитель для них – не более чем образ. Каждый человек должен стать для самого себя вторым учителем, и когда ему откроется истина, это будет для него словно второе пришествие.

Если кому и придется по душе Шуа, так это воинам. Но для них он добр, слишком добр. Впрочем, по какому бы из путей ни пошел наш сын, я бы хотел, чтобы его научили двум главным вещам: умеренности во всем и победе над страстями. Ладно, Мирьям, уже поздно, иди спать.

– А ты?

– Я посижу до утра. Мало ли что… И вот еще…

Отец замолк. Потом добавил мягким, но решительным голосом.

– Знаешь, мне не нравятся твои разговоры про Второго Учителя. Думаю, мальчику они могут только повредить. Если он действительно такой выдающийся – избранные сами разберутся, как его воспитывать и по какому пути направить. А ребенку его возраста надо думать совсем о других вещах. Учиться скромности, набираться знаний. Перестань твердить ему про второе пришествие. Договорились?

Мать не ответила. На какое-то время все смолкло. Затем раздались странные всхлипы, точно мать плакала или смеялась от радости, перемежаемые тяжелыми вздохами отца. Потом и это затихло. Мать вошла в пещеру и тихонько улеглась рядом. Она уснула почти сразу, ее дыхание стало ровным и почти неслышным, а я долго не мог заснуть. Избранные из Кумрана, небожители, таинственные, скрытые от глаз кудесники, умеющие перемещаться по воздуху, читающие будущее, словно открытую книгу, врачующие самые страшные раны – эти загадочные, недоступные существа, о которых я столько слышал от матери и сверстников ессеев, вдруг приблизились на расстояние вытянутой руки.

Через вход в пещеру я видел краешек неба со звездами, крупными, словно галилейские маслины.

«Завтра, – шептал я самому себе, – завтра я увижу Хирбе-Кумран. Завтра я познакомлюсь с избранными. Завтра…

Я ожидал так много от завтрашнего дня, что стал представлять себе встречу, то, что я скажу Наставнику, с которым обязательно встречусь, как меня примут в избранные, как научусь бороться с Большим Змеем, как…

Звезды закачались, поплыли, размазались, и я погрузился в сладкое таинство сна.

Когда я проснулся, снаружи светило яркое солнце. Выбравшись из пещеры, я сразу натолкнулся на мать, она протянула мне кружку с водой для умывания. Отец сидел в тени скалы, вид у него был совсем свежий, словно он крепко проспал всю ночь. После молитвы и завтрака мы двинулись дальше.

Воздух стал уже горячим, очертания дальних холмов плыли и дрожали, а голубое море под нами нестерпимо сияло. Дорога круто брала под уклон, идти было легко. Отец шел впереди, я с матерью чуть сзади, отставая шагов на десять. Я хотел было догнать отца, но мама схватила меня за руку.

– Не торопись, сынок.

В ее голосе прозвучали незнакомые нотки. Я вспомнил ночной разговор про Змея и замедлил шаг.

– Шуа, – мать произнесла мое имя так, словно собиралась начать какой-то рассказ, но осеклась.

– Да, мама.

– Шу-а… – она еще раз произнесла мое имя, медленно выговаривая каждую букву, будто наслаждаясь их звучанием. – Шу-а, мой мальчик.

– Да, мама?

– Ты сильно испугался змея?

– Вовсе нет.

– А почему ты так дрожал?

– От отвращения, мама. Он такой противный и склизкий. А язык у него шершавый и холодный, как лягушка. Б-р-р!

– Послушай, Шуа, – мать говорила с трудом, казалось, она проталкивает каждое слово через невидимую повязку, прикрывающую рот. – Послушай… Я никогда не рассказывала тебе об этом… Кроме меня и отца, ни одна душа на свете не знает тайны твоего рождения. Обещай мне, что будешь молчать.

– Обещаю, мама.

Ее волнение передалось мне, и я невольно замедлил шаг. Широкая спина отца маячила впереди, а мы медленно брели между желтых ухабов иссушенной, обветренной ветрами соленой земли.