В срочном порядке предпринимались шаги, чтобы не допустить кризиса. Снижались ставки по кредитам, придумывались всякие хитрые схемы для удержания клиентов и привлечения новых... Ничего не помогало.

С осени холдинг начал медленно погружаться в пучину персонального кризиса. Одна за другой, как шлюпки с тонущего лайнера, «соскакивали» и уходили «в свободное плавание» афилированные структуры. Тонуть не хотелось никому.

В начале следующего года стало окончательно понятно, что ситуацию не выправить. Президент распорядился в полтора раза сократить оклады руководителям управлений и отделов (Кости это тоже коснулось), а чуть позже началось урезание штатной структуры: каждого четвертого рядового сотрудника ниже должности ведущего специалиста отправляли в неоплачиваемый отпуск до 1 октября.

В банке царила обстановка медленного умирания. В операционном зале в разгар рабочего дня можно было застать троих-четверых клиентов – зрелище небывалое, обычно здесь столпотворение, тяжелое и плотное облако из коктейля эмоций висело над людьми.

Костя, чья зарплата упала до уровня конца 99 года – шестисот долларов, – передвигался по банку еле-еле, сгорбившись, как старик. Мысли были вялыми. Его никто не беспокоил и никаких задач не ставил. Работников столовой, где питались рядовые сотрудники, уволили первыми, за ними сократили начальника службы питания и упразднили сам отдел. В банке убрали все кулеры с питьевой водой, давно не закупались канцтовары и не было горячей воды.

К безопасникам, с которыми дружил, и юристам Егоров старался не заглядывать, чтобы лишний раз не травмировать их и себя: подсознательно он именно их считал виновными в том, что ситуация была вовремя не локализована и не выправлена. Они не общались и с Саней, обоим было неловко смотреть в глаза друг другу. Костя знал, что Саня стоял «у руля» той многомиллионной финансовой авантюры, и одно время несколько раз говорил, что «украсть у государства – можно и не зазорно, оно ежедневно обкрадывает нас и очень не любит в этом деле конкурентов. Но сумел украсть – подстрахуйся. Поймали за руку – сразу дай отступного, сколько попросят. Иначе не простят, удавят. А воровать и при этом бить себя в грудь – мы честные! – Монблан идиотизма». Егоров понимал, что акция была спланирована и осуществлена талантливо, но не мог взять в толк, почему головастые аналитики не удосужились заглянуть немного вперед и разработать два-три варианта на случай форс-мажора. Вот к чему эта недальновидность и обманчивая уверенность в собственной непогрешимости в итоге привела.

10 марта был солнечный, по-настоящему весенний день. К Косте, бездумно уставившемуся в монитор, пришел Панченко. Рук не жали, поздоровались кивками.

«Ухожу, Костян, – бодро объявил Санчо. – Увольняюсь. Место нашел. И тебе советую. Корабль не выровняется. Поскрипит еще полгода-год, а потом потонет, вот увидишь. Правительство затеяло глобальную проверку всех банковских структур страны на предмет получения лицензии по клиентским рискам. Да ты и сам все по телевизору видишь. Человек несет в банк деньги, а через месяц банк лопается. Люди теряют свои сбережения, накопленные нередко за всю жизнь. Теперь государство будет отвечать перед своими гражданами за их сбережения. Получил такую лицензию, значит, государство доверяет, работай. Но, в отличие от ельцинских времен, купить такой документ сейчас невозможно, а проверку наши не пройдут, они уже замараны по самые... Центробанк лишит их лицензии на проведение банковских операций, а это означает конец фильма. То, что происходит сейчас, – агония».

«Что ж вы, умные головы, не просчитали все досконально, когда тырили бабки? – спросил Костя почти спокойно. – Я не уйду. Это было бы предательством. И потом, ты знаешь, я говорил тебе – здесь рай. – Санчо презрительно скривился. – Мне ведь предлагали место год назад, я съездил на собеседование... А когда вернулся, понял: нет. В этой точке пространства удивительным образом собрались нормальные люди, с ними можно работать. Здесь не смотрят на тебя, как на раба, которому еще нужно и деньги платить за его труд. Подобных мест в Москве практически не осталось».

«Ладно. Я освоюсь на новом месте и заберу тебя к себе... – Он сделал паузу и внимательно посмотрел на Костю: – Только ты ведь не пойдешь?..»

Костя помотал головой.

«И правильно, – с издевкой сказал Саня. – Сиди. Молодец. Патриот! Только, патриот, позволь напомнить: ты нынче работаешь за подачку, которую в нормальных конторах получают уборщицы и секретари-телефонисты... Пока».

Рана в Костиной душе саднила и болела. Он плохо спал, похудел, стал вспыльчивым и нервным. Он был совершенно не готов снова все начинать с нуля, искать работу, привыкать к людям, подстраиваться, переводить себя на новый биолого-психологический режим...

Но выбора ему не оставили. В июне сократили Оксану, и произошла реорганизация хозяйственного управления; из пяти отделов осталось два. В его подчинении теперь было семь человек.

Он отправил свое резюме в три крупных кадровых агентства и разместил его на самых работающих в этой области сайтах Интернета: «Job.ru» и «HeadHunter».

В конце июля он отправился на собеседование в Федеральную компанию «Сеть», не подозревая, чем эта поездка обернется.

Впрочем... если знать все заранее, будет неинтересно жить.

* * *

С начала девяностых Андрей Абрамович Горензон, друг и наперсник Большого Босса по жизни, работал у него в Одиозной Структуре первым зампредом. Поэтому в 200... году, при первой реорганизации Одиозной Структуры, когда встал вопрос о вычленении самостоятельной конторы, которой будет передана большая часть функций Структуры, но которая при этом будет некоторое время числиться «стопроцентной дочкой», не было сомнений, кто ее возглавит. Таким образом, Горензон стал председателем правления компании «Сеть», подчинившей себе большое количество предприятий отраслевого комплекса по всей России, но остался первым зампредом Большого Босса. Злые языки говорили, что хоть задница у Горензона и небольшая, зато руки крепкие: на двух стульях не усидит, но руками оба их удержит.

Даша Кувшинович с 1997 года работала секретарем и помощником Горензона в Одиозной Структуре, была посвящена если не во все, то во многие тонкости специфики функционирования организации, отношений между людьми. Хорошо знакома с Большим Боссом лично. Показала себя беспрецедентно работоспособной, четко и дальновидно мыслящей, политическим интриганом, истинной стервой. Только такие могли выжить «под крылом» Большого Босса. Став председателем правления «Сети», Горензон «с барского плеча» отдал под ее руководство целый департамент. В возрасте тридцати одного года невыразительная девица из Белоруссии с образованием учительницы начальных классов за плечами с сумасшедшим стремлением к карьерному и зарплатному росту, страстью к хождению по человеческим головам и душам возглавила административно-хозяйственный департамент, куда вошли хозяйственное управление и управление делами.

Первые два года работы показали, что топ-менеджер из нее никакой. Это, правда, касалось лишь кадровых вопросов. Самая большая текучка была именно в ее департаменте. Хребты людям она ломала без малейших сомнений и внутренних переживаний. К 2003 году набралось двадцать четыре административных иска к АХД от бывших сотрудников «Сети» по невыплатам зарплат и нанесенному в период работы и при увольнении моральному ущербу. Трое сотрудников юридической службы курировали ее департамент и представляли ее интересы в суде.