лодки, расположившись у норвежских берегов, могли бы пытаться остановить германские корабли, на что было мало шансов; как альтернатива рассматривалась возможность завлечь вражеские тяжелые суда на запад дальше, чем те планировали, и подставить под орудия кораблей Тови. Последний вариант можно было бы осуществить, предлагал адмиралтейству Тови, развернув конвой назад, как только он достигнет примерно 10-го меридиана восточной долготы, куда, вероятно, подойдет германский флот. Конвой ляжет на обратный курс на двенадцать-восемнадцать часов – в надежде, что германские корабли или соблазнятся его поисками дальше на западе, войдя в соприкосновение с флотом метрополии, или будут, по крайней мере, вынуждены находиться в течение продолжительного времени в отдалении от мыса Нордкап – там, где их будут поджидать подводные лодки союзников. Предложение Тови, которое, как показало более позднее ознакомление с намерениями немцев, не увенчалось бы успехом, а адмиралтейством вскоре было отклонено.

Дальнее прикрытие адмирала Тови состояло бы из линкоров «Дьюк ов Йорк» (его флагманский корабль) и «Вашингтон» (под флагом контр-адмирала Р. Гиффена, командующего 99-й американской оперативной группой); туда были включены также три крейсера, авианосец «Викториес» и четырнадцать эсминцев, которые должны были занять позиции к северо-востоку от Ян-Майена. PQ-17 был первой операцией, во время которой существенные американские силы были поставлены в подчинение британцам. Тови издал приказы, согласно которым британский крейсер «Лондон» (под флагом контр-адмирала Л. Гамильтона, командующего 1-й эскадрой крейсеров) вместе с британским крейсером «Норфолк», американскими «Уичито» и «Тускалуза» составили бы крейсерскую группу охранения для PQ-17, которую прикрывали бы три эсминца: американские «Уэйнрайт» (капитан 1-го ранга Д. Мун) и «Роуэн» и британский «Сомали» (6-я флотилия эсминцев). В соответствии с приказом крейсеру «Уичито», который находился на патрулировании в Датском проливе, было предписано немедленно направиться в Хваль-фьорд, в Исландии. В тот же самый день адмирал Тови приказал крейсерской группе охранения быть готовой подойти к PQ-17 2 июля и оставаться в охранении до 4 июля «или как продиктуют обстоятельства».

Конвой, как прежде, обеспечивался бы ближним охранением под командованием англичанина Дж. Брума; Брум имел бы в распоряжении не менее шести эсминцев, четырех корветов, трех тральщиков, двух кораблей ПВО и четырех вооруженных траулеров как средства защиты против германских подводных лодок и самолетов на всем пути конвоя. В конвое имелись также две подводные лодки, которые должны были оставаться скрытыми от противника как можно дольше; если немцы развернут атаку надводными силами, то подводные лодки должны будут атаковать германские тяжелые корабли.

Контр-адмирал Льюис Гамильтон был назначен командовать 1-й эскадрой крейсеров за четыре месяца до этих событий. Известный своим прозвищем Черепаха не только в своем семействе, но и во всем Королевском военно-морском флоте, он был из первого выпуска Осборнского кадетского корпуса 1903 года. Служил в Дартмуте; после службы на учебном крейсере «Камберленд» был награжден Королевской золотой медалью за «весьма джентльменское поведение» и за благотворное влияние на своих товарищей-кадетов.

Королевский ВМФ стал делом его жизни, и он смотрел на хулителей этой профессии с гордым презрением. В 1915 году был награжден первым орденом «За выдающиеся заслуги» за участие в поддержке армейской операции в глубине Западной Африки. После командования кораблями «Норфолк» и «Дели» он был в январе 1940 года назначен командиром «Авроры», получил пряжку к ордену за участие в неудачной Норвежской кампании. Гамильтона любили все – и это в службе, где характерно соперничество. Это был гуманный офицер и рыцарь в бою, он еженедельно писал матери в Лондон, за исключением тех черных недель, которым посвящена эта книга.

Когда весной 1941 года ему присвоили звание контр-адмирала, он был одним из тех, кто отнесся к этому с неодобрением: это было первым исключением из военно-морской традиции двух столетий, когда присвоение столь высокого звания делалось в обход принципа очередности и старшинства. Ему поручили командование 1-й эскадрой крейсеров только в феврале 1942 года. Во многих отношениях он был старомоден в своих джентльменских взглядах на службу.

Подобно другим высшим офицерам флота, он сам отнюдь не поклонялся Черчиллю и не терпел идолопоклонства по отношению к этому человеку, который был дважды первым лордом адмиралтейства во времена полного попрания интересов флота. Он относился к Черчиллю как к «законченному диктатору» с необузданной жаждой власти, не способному выносить оппонирования ни с чьей стороны.

Письма Гамильтона домой были интересным отражением того, какие настроения царили во флоте. В частности, он видел в Черчилле человека, который намеренно душил флот, лишая его жизненно необходимой авиации, ради того чтобы вести безжалостную и безнравственную войну против гражданского населения противника. Поскольку все высокопоставленные офицеры, которым выпадет пережить трагедию конвоя PQ-17, позже должны будут согласиться, что обеспечение в адекватных количествах разведывательными самолетами дальнего радиуса действия и самолетами – охотниками за подводными лодками, не говоря уже об эскортных кораблях дальнего действия и поддержке со стороны бомбардировочной авиации, предотвратили бы бедствие, взгляды Гамильтона имели определенное значение. Он писал, что надеется, что недавняя потеря кораблей «Принс ов Уэльс» и «Рипалс» в результате атак японских бомбардировщиков-торпедоносцев и бегство немецких линкоров из Бреста приведет Кабинет в чувства. Гамильтон понял, что потеря корабля «Принс ов Уэльс» приведет к потере Сингапура и, вероятно, Рангуна и Голландской Ост-Индии, но он надеялся, что потеря господства на море на востоке была только временной: как только оно будет восстановлено, легко будет возвращено и потерянное там. Гамильтон писал: «Сторона войны, которая действительно интересует меня в настоящее время, – это насколько твердую политику Уинстон собирается проводить в отношении Королевских ВВС после случая с «Принс ов Уэльс» и бегства немецких кораблей из Бреста. Весь вопрос, конечно, был и есть предельно очевиден для офицеров флота с самого начала войны, и теперь это должно быть очевидно даже Уинстону, несмотря на его предубеждение против флота. Мы безнадежно невоенная нация, чтобы вообразить, что мы можем выиграть войну, бомбя немецких женщин и детей, вместо нанесения поражения их армии и флоту».

Черчилля он к невыгоде для него сравнивал с сэром Фредериком Ричардсом, грозой политиков на рубеже столетия, первым лордом ВМФ, упрямым и невосприимчивым к контраргументам, когда на кону стояли интересы флота. «Наши дела обстояли бы намного лучше, если бы у нас перед войной побольше первых лордов были больше похожи на него!»[18] – писал Гамильтон. Не был ли самолет теперь таким же военно-морским оружием, как подводная лодка или эсминец? «Как ты знаешь, – писал он матери 11 апреля, – я всегда утверждал, что недостаток надлежащей военно-морской авиации представлял собой солидный гандикап против нас, в условиях которого мы сражались. Сейчас это стало неотложным требованием, если мы собираемся выигрывать войну.