раз во избежание таких случаев.

– Я больше не буду, – поклялся Воеводин, развернулся на сто восемьдесят и помчал вперед так, что только пятки сверкали. Хороший мальчишка. Шустрый, веселый. Какими и должны быть дети. Интересно, как я без них? Посреди учебного года не так-то просто найти место по специальности. Все мои поиски пока – мимо. А тут, на старом месте, оставалось каких-то два дня.

– Машенька? Заходи-заходи. Ты чего здесь встала?

Чудны, Господи, дела твои. Я опять Машенька? Радоваться бы, но не получается. Все не могу отделаться от мысли, что меня предали. Впрочем, разве это главное мое несчастье? Я же вторую неделю как на вулкане. Вижу кого – шарахаюсь. Просыпаюсь, открываю деревенский чат и, если в нем много сообщений, стыну. Так и жду, что кто-то выложит то мерзкое видео, где мы со свекром. Глаз сомкнуть не могу. А когда все же удается уснуть, просыпаюсь в шоке от другого… Мне Иван Сергеевич снится. Выходит, врут, когда говорят, дескать, с глаз долой – из сердца вон. Мы с ним и не виделись больше. Уж не знаю, кто кого больше избегал. Я его. Или он меня. Один только раз столкнулись в саду. Он что-то там мастерил. Увидев меня, застыл весь, подобрался.

– Добрый вечер, – пискнула я.

– Добрый.

Говорить нам с ним больше было не о чем. Вот почему я развернулась и хотела даже уйти. Но он меня окликнул.

– Маш…

– Да?

– Ты нашла квартиру? Мое предложение в силе, я добавлю. Ты какие-нибудь достойные варианты смотри, лады? Или, хочешь, я тебя со знакомым риэлтором состыкую. Правда, он больше по коммерческой недвиге, но…

– Не надо. У меня есть и риэлтор, и все необходимое.

Наши взгляды встретились. Покровский кивнул. И отбросил от себя ветку. Сад он, что ли, чистил?

– Ну, смотри сама. Если что – я рядом. Ты всегда можешь на меня положиться.

Это я уже сто раз слышала. Но почему-то, кивнув, все равно на секунду замешкалась, будто давая ему шанс еще чего-нибудь добавить к сказанному. Ветер трепал беззащитные почти полностью голые ветки, сумерки сгущались, в воздухе густел аромат дыма, сырой земли и его парфюма. Именно тогда мне впервые подумалось, что неплохо бы мне и ему рассказать о злосчастном видео. Потому как оно касалось Покровского напрямую. Но это было так мучительно стыдно, что я не смогла. Отвернулась. Оборвала с куста несколько ягод калины, растерла между пальцев, пуская горький сок, и, пробормотав нелепое «спокойной ночи», ни разу не вдохнув полной грудью – все надеялась, что он за мной увяжется, пошла к себе.

Но он даже не окликнул. «Видать, справился с моими ведьмовскими чарами», – подумала я и истерично хохотнула. А потом расплакалась. Уезжать с насиженного места, с места, где я родилась и выросла, где в могилах лежало несколько поколений моих предков, было ужасно страшно. Да и как без Ивана я буду? Не имея возможности даже тайком на него взглянуть…

– Маша! – нетерпеливо напомнил о себе директор.

– Добрый день, Николай Степанович. Вызывали?

Шевцов окинул меня хмурым взглядом. Постучал по столу. Отвернулся.

– Хреново выглядишь, Мария! Не ешь, что ли, совсем?

От столь неожиданного замечания я несколько растерялась. Обвела себя взглядом, насколько могла. Сверилась со своим отражением в стеклянной дверце книжного шкафа. Вроде все как всегда. Строгая блузка с красивым жабо у горла, брюки. Чуть мешковато сидят, да. Может, и похудела. Еще бы – вся на нервах.

– Забегалась. Перевод. Переезд. Поиски жилья, – пожала я плечами.

– Вот об этом я и хотел поговорить. Не надо никакого перевода. Работай спокойно, Мария.

– Да какой уж тут покой, Николай Степанович? – невесело хмыкнула я. – Каждый день боюсь, что ваше видео пойдет гулять по деревне.

– Об этом тоже не беспокойся. Нет его больше.

– То есть как это – нет?

– Стерли его, – поерзал в кресле Шевцов. Я моргнула.

– Как вы можете быть в этом уверены? Вы нашли того, кто это снимал, да?

У директора забегали глазки. Я напряглась еще больше.

– Николай Степанович! – добавила голосу децибел. – Вы узнали, кто это был?

– Ну, какая разница, Маша?! Главное, что дело замяли. Вот и все. Оставайся, ну? Не подводи меня под монастырь.

Я дернула пуговичку на воротничке, но как-то не заметила, что дышать стало свободней. Глянула на бледного Шевцова, нахмурилась. Уж не знаю почему, но раньше я не задавалась вопросом, кто вообще мог нас со свекром заснять. А ведь если подумать, на участок Покровского могли проникнуть не так-то много людей. Да вообще немного. Я, он, домработница…

– Это, что ли, Тамара Сергеевна сделала? – без задней мысли фыркнула я. Перекошенная морда начальника стала лучшим подтверждением моих слов. – Тамара Сергеевна? Так это она и впрямь? – неверяще повторила. – Господи. А… зачем?

Нет, я, конечно, не могу сказать, что мы с ней как мать с дочкой, но у нас были вполне хорошие отношения. Тогда…

– Я не понимаю.

– Маш, так вышло. Ну, подумаешь. Главное, что это никуда не утекло. Так?

– Вы меня к стенке приперли! Я ночей не спала. Я…

– Да мы ж как лучше хотели! – взорвался директор, страшно покраснев. А я ничего не понимала. Для меня его слова звучали какой-то абракадаброй.

– Кому лучше? – моргала я.

– Тебе. Ваньке, чтоб ему пусто было! Думали, ты ему все расскажешь, ну и…

– И что?

– Он поступит как настоящий мужик! Замуж тебе предложит. Как там обычно делается… А он опять бухает. Вчера, говорят, на ферму под мухой приехал.

Эти слова требовали осмысления. Вот почему я стояла, растерянно открывая и закрывая рот. И только руки сжимались от бессилия и какого-то неверия, что ли? Ведь сам Шевцов вряд ли бы до такого додумался. Значит, кто-то его надоумил. И этим кем-то могла быть разве что Сергеевна.

Растерев виски, я осела на колченогий стул. В голове всплыли отрывки нашего последнего с Тамарой Сергеевной разговора. Помнится, она возмущалась, что я ее драгоценного Ванечку бросаю в беде. Так это все для того, чтобы я не бросила?! Чтоб мы сошлись?

Ужас какой. Неужели она и впрямь так верила, что я верну ее любимца к нормальной жизни? Да ни одной женщине это неподвластно!

– Постойте… Вы хотите сказать, что Иван