как трясина. А я и не сопротивлялся. В этих глазах я мог сидеть сколько угодно…

–Как-то так. Вот всё что со мной было. Что же делал ты?

–Да так, бегал, выживал, пытался не умереть с голоду.

–Почему ты мне не говоришь о своих приключениях? Мне же интересно. Я хочу узнать о тебе что-то ещё.

–Я не могу тебе рассказать того, чего нет. А если ты хочешь обо мне что-то больше узнать, то спрашивай.

–Тогда давай по порядку: что с твоим отцом? Как ты выживаешь? И кто это с тобой постоянно ходит рядом?

–Отец…я тебе соврал про отца. Его у меня никогда не было. Меня воспитывал Тремсь-человек, который меня нашёл и выходил. Его больше нет. Его кто-то убил после нашей ссоры. Не буду говорить, что от него осталось, это ужасно. Выживаю я просто-захожу в таверны, спрашиваю у кого-нибудь из влиятельных людей: «Есть ли работа?», и если есть, то делаю её. Работа разная, но прибыль есть, и то радует. Парни, с которыми я всегда хожу, это Иглесиас и Марксимус. Иглесиас–один из мудрейших людей, которых я знаю. Будто он за 20 лет прожил две или даже три жизни! Он тих, но в тихом омуте черти…иногда не знаешь, что у него на уме: то ли свет, то ли кромешная тьма. Марксимус–это, конечно, другая птица. Он открыт как книга перед всеми. Его жизнь-это вечный праздник. Пьёт он иногда так страшно, что не понимаешь: «Есть ли край?». Обаяние может свести с ума любую девушку. Не понимаю даже, как он так может.

Я рассказывал ей это, а она слушала с таким удовольствием, что у меня сложилось ощущение о том, что это интересно. На улице было крайне холодно. Мария начала дрожать от холода. Я взял её за руку.

–Тебе холодно?

–Да, очень. Что ты хочешь сделать?

–Пошли ко мне домой. Там тепло, ты сможешь отогреться. Я не хочу, чтобы ты заболела.

–Хорошо, пошли. Только давай скорее, а то тут очень-очень холодно, пожалуйста.

И я потянул её за собой. Мы бежали, пытаясь уйти от холодного мира сего. Она смеялась, кричала, просила не тянуть так сильно. Но, я бежал…холодный ветер нас обнимал со всех сторон, покалывая на лице и концах пальцев. И вот, мы добежали до дома. В тот же день я успел уплатить комнату. Я завёл её. Это была маленькая и тёмная комната, где в углу стояла маленькая печка для отогрева. Посередине комнаты стоял стол, стул. Второй стул был у кровати. Напротив печи стояла кровать-маленькая, твердая, но уютная, как комната.

–Проходи. Тут не очень светло и уютно, но жить можно.

–Ну а знаешь-она обняла меня за шею и поцеловала в щеку-а мне тут нравится.

После этого она отпустила меня и прошла в комнату. Я покраснел, как рубин, и от удивления стоял с раскрытыми глазами ещё минуты две. Во время моего ступора она успела посмотреть комнату, сесть на кровать.

–Ты чего стоишь? Иди уже, или ты со всеми гостями ничего не делаешь и стоишь у выхода?

–А? Что?

–Ты живой вообще?

–Ах да, извини. У меня обычно никого нет тут. Ты первая, кто сюда пришел.

–Как это приятно, но всё таки проходи, а то мне неудобно в гостях командовать тобой.

Я прошёл в дальше, и достал из-под кровати цветы и бутылку вина. Положил я это туда ещё днём, как всё выше сделанное. На самом деле, если быть честным, я забыл взять их с собой.

–Это тебе- я встал перед ней, и протянул ей большой и пышный букет из фиолетовых гиацинтов.

Как же у неё округлились глаза от удивления. Её черный взор меня таки чуть ли не проглотил в этот момент. Потом она закрыла лицо руками, отвернулась, повернулась обратно. После этого взяла цветы, почувствовала их аромат, а потом очень крепко вцепилась своими объятиями…и губами.

Этот момент из памяти навряд ли уйдёт. Это был самый сладкий поцелуй в моей жизни. Я её прижал к себе крепко-накрепко. Мы оба продолжали пожирать губы друг друга ещё минуты две. Это был самый счастливый момент с самым любимым человеком за всю мою долгую жизнь! Ничего лучше не было ни до, ни после. Ещё и этот запах гиацинт, въевшийся в память после этого момента. Мой мир, который был разрушен мною же, начал собираться заново. Этот светлый луч был настолько силён в моём сердце, что показалось, что вся темнота ушла. В животе витали бабочке, а в голове был лишь крик маленького ребёнка, что всё самое худшее позади: смерть, ложь, страдание других. Я хотел оторваться уже, но она взяла мою голову и продолжила углублять поцелуй. Как же это было хорошо…

-Я тебя люблю–я смог вырваться и сказать эти самые заветные слова.

–Иуда, я тоже тебя люблю…

Мы расцепились, и после тяжёлой паузы, рассмеялись.

–Я давно хотел тебе сказать это, с самой нашей первой встречи, как тебя увидел.

–Глупый, так почему не сказал?–сказала она это ласково, проводя рукой по моей голове.

–Не знаю, боялся того, что мои светлые и чистые чувства будут не взаимны.

–Да, ты и вправду глупенький. Ты мне понравился с самой первой встречи, поэтому мог и не боятся.

Я посмотрел в окно, и вспомнил, что было уже поздно.

–Оставайся у меня. Ты будешь спать на кровати, а я на стуле посижу, на нём посплю.

–Хорошо, я останусь у тебя.

–А давай пока что выпьем вина?

–Давай.

Я открыл бутылку этого напитка из винограда и налил в две кружки. Мы выпили и продолжили болтать. Она была обворожительна в этот момент. Я не отрывался от неё. После того, как мы допили бутылку, она легла под одеяло. Я поцеловал её в лоб и расселся рядом на стуле, после этого начав засыпать…

-Иуда-а…проснись.

Я проснулся от её шёпота, и того, что меня начали тянуть за рукав.

–Да? Что?–откликнулся я.

–Можешь лечь со мной рядом?

Немного помешкав, я всё-таки лег рядом с ней. Я волновался, жутко волновался. Но мне хотелось и спать. Обняв её по крепче, мы заснули…

В эту ночь у меня был ужасный сон, который был похож…на предназначение, судьбу! В нём было что-то…невообразимое. В нём была кровь, много крови. Смерти, смерти. Большая война…две, нет, три! Вскидывание руки, пытки кого-то, жаркая страна, сигары, ракеты, не знаю что это даже. Что это? Это было не близкое будущее,